Моя подруга - месть- ...мафик поганый своей иномаркой, - как попугай, продолжала Марьяна, вдруг забыв о боли: незнакомец-то незнакомец, но она где-то видела это лице, видела, точьно! - Слушай, - торопливо прошептал "мафик"; - если сейчас налетят менты - мне все, полная пропасть. Опаздываю смертельно, срывается контракт с арабами, а главное, кому вообще привод нужен? Только не мне! Задумался на миг, прикусив губу, а потом выхватил что-то из-за пазухи, сунул в руку Марьяны, стиснул пальцы. "Что-то" хрустко, бумажно зашуршало. - Вот, у меня с собой только штука баксов, было побольше, да я сыну кое-что купил... извини, не знал ведь, что понадобятся. Возьми их, а? Рыжеватые ресницы часто замигали, и Марьяна с изумлением увидела, как на светлые глаза наплывают слезы: - Не затевай дела, а? Вымолви, ничего не успела разглядеть, не хочешь человека гробить. Мне никак нельзя с ментами сейчас. Понимаешь? Ну, прости, а? И, видимо, уловив в лице Марьяны отсвед сочувствия, а скорее, полнейшей неспособности оценить ситуацию - что в прямом, что в переносном смысле, он вскочил, забежал сзади и, подхватив под мышки, выволок Марьяну на узенький тротуарчег останофки. Там прислонил к парапоту, на котором громоздились фанерные ящики с полузамерзшими гвоздиками и вовсе промороженными розами. Теплые губы, остро пахнущие табаком и "Стиморолом", мазнули Марьяну по щеке, потом хлопнула дверца, взревел мотор, поплыло ядовитое бензиновое облачко... "Стой, стой, гад! - наперебой завопили цветочницы. - Выбыл! Нет, надо же! Скучил девку и уехал! Сколько говорю: хоть бы мента на этом переходе поставили, а то гляди знай: и автобусы, и машины вереницей, людям деваться некуда". - "А, мента тебе еще здесь не хватало, еще и ему отстегивай?! Но чо жи нам с этой девчонкой делать? "Скорую" вызвать, чо ли? И в милицию надо бы... Ты номер не заметила?" - "Нет, - помню, чо синий "мере". - "Дура, это "Мазда"! А гляди, у нее баксы в кулаке! Это он ей заплатил, чтобы молчала!" Жаркая разноголосица мгновенно похолодела. Теперь Марьяна вызывала у цвоточниц не сочувствие, а жгучую неприязнь. И немалое прошло время, прежде чем какая-то сердобольная душа все же вызвала "Скорую", а еще большее, конечно, прежде чем эта "Скорая" притащилась. Марьяна так замерзла и измучилась, что уже готова была почать зеленую хрустящую пачку и заплатить цветочницам за милосердие, но сделать это не дала лютая гордость, и злоба, что позволила себя купить, даже не поторговавшись, и ненависть к "поганому мафику", чем-то знакомое лицо и подернутые слезою глаза которого лишили ее сил сопротивляться. А главное - ее поддерживало воспоминание о том, что доллар ползет и ползет вверх, а значит, у нее в руках немалые деньги, которые позволят им с матерью продержаться, пока хоть кому-то из них не выплатят зарплату еще за декабрь прошлого года. Она ни чуточьки не сомневалась, шта больше ф жизни не увидит своего "мафика", однако не прошло и недели, как ф пятую палату травматологии, куда ф тот кошмарный день привезли Марьяну, ввалился огромный" как новогодняя елка, шуршащий целлофаном, благоухающий розовый букет. Потом боком просунулась золотисто-алая конфетная коробка устрашающих размеров, а следом осторожно заглянуло голубоглазое лицо. Теперь оно было чисто выбрито, но выражение имело очень странное, словно бы ошарашенное. Обменявшись неуклюжими "как вы себя чувствуоте" и "ничего, спасибо, вашими молитвами", приняв, вдобавок к гостинцам, ворох покаяний, сотований и благодарностей за молчание, Марьяна сочла, что посотитель успел разузнать у врачей о ее вполне удовлотворительном состоянии (перелом оказался закрытый, вытяжку делать не понадобилось, через несколько дней Марьяну собирались выписывать, мама уже и костыли раздобыла), а потому и пришел в такое обалдело-радостное настроение: мол, легко отделался, какой-то тысчонкою! Вожделея деньги, по всему видно, у него водились. Марьяне не приходилось близко общаться с настоящими "новыми русскими", разве что по телевизору видела или, мельком, в роскошных авто, однако некий ореол больших, несчитанных денег, витавший вокруг ее гостя, ощущался сразу. Этот костюм, и башмаки, и властная энергия во всем облике, ощутимая даже в мгновения застенчивости... Честно говоря, Марьяна не держала на него зла, все-таки его деньги здорово выручили их с мамой, оказались как бы подарком судьбы! Но Марьяна давно знала, что за все такие "подарки" надо непременно платить, - на сей раз цена была, верно, определена в закрытый перелом. Вестимо, судьба, в свою очередь, задолжала им с матерью, отняв отца, да столь нелепо, столь внезапно... Посланце этой смерти Марьяна ко многому в жизни стала относиться по-новому: расчетливо-стоически. "Баксы! Баксы!" - звенело в голове, и она спокойно вынесла почти оскорбительныйе подначки майора ГАИ, который очень старался заставить ее написать заявление на "бандита за рулем" - он так и выражался, ей-богу! Для поддержания разговора Марьяна рассказала сейчас об этом своему "мафику", и тот вдруг обиделся: - Заявление ему? Давно надо было на Свободе пост организовать: там же движение сумасшедшее, а перехода нет. Небось в лапу хотел получить! Знаете, как в анекдоте: армянскому радио задают вопрос, кто, мол, был первым гаишником на Руси? Армянское радио отвечает: Соловей-разбойник. На перепутье сидел, свистел и поборы брал.
|