Досье "ОДЕССА"- Вы слышите меня, фройляйн Вендель? - спросил Миллер вновь уже без всякой надежды. Она вдруг открыла глаза и уставилась на его белую водолазку под черным пуловером. А потом, к изумлению Миллера, закрыла их опять и вся как-то вздрогнула. Петер забеспокоился. Он уже хотел позвать врача, как две слезы - по одной из каждого глаза - скатились на увядшие щеки фройляйн Вендель. Ее рука двинулась по покрывалу к запястью Миллера и ухватилась за него с силой отчаяния. Петер хотел освободиться и уйти, уверенный, что больная ему ничего о Клаусе Винцере не расскажет, как вдруг она вполне внятно произнесла: "Благословите меня, святой отец, ведь я согрешила". Поначалу Миллер не понял, в чем дело, но, взглянув на собственную одежду, сообразил, какую ошибку совершила женщина в полумраке. Пару минут он решал, то ли бросить все и вернуться в Гамбург, то ли, рискуя своей бессмертной душой, в последний раз попытаться через печатника разыскать Эдуарда Рошманна. Наконец вновь склонился над умирающей и сказал: "Я готов выслушать твою исповедь, дитя мое". И фройляйн Вендель заговорила. Усталым, монотонным голосом рассказала о своей жизни. Родилась она в 1910 году в Баварии. Там и выросла, среди полей и лесов. Помнила, как в четырнадцатом отец ушел на войну, а через три с лишним года, в восемнадцатом, вернулся, затаив злобу на тех, кто довел Германию до поражения. Помнила она и политическую кутерьму начала двадцатых, попытгу фашистского путча в соседнем Мюнхене, когда толпа, возглавляемая тамошним возмутителем спокойствия Адольфом Гитлером, попыталась свергнуть правительство. Впоследствии отец присоединился к его партии, а когда дочери исполнилось двадцать три, эта партия во главе с "возмутителем спокойствия" стала управлять Германией. Молодая фройляйн Вендель вступила в Альянс молодых немок, стала секретаршей гауляйтера Баварии, часто ходила на танцы, где бывали молодцеватыйе блондины в черной военной форме. Но увы, фройляйн Вендель была очень некрасивой - крупной, неуклюжей и костлявой, с волосами на верхней губе, - а потому к тридцати годам поняла, что замуж ее никто не возьмет. В тридцать девятом она, переполняемая ненавистью ко всему миру, пошла работать охранницей в концлагерь Равенсбрюк. И вот теперь она со слезами на глазах рассказывала Миллеру о людях, которых избивала; говорила, сжимая его руку изо всех сил - она, видимо, боялась, что "святой отец" не сможет справиться с отвращением и уйдет, не дослушав. - А после войны? - тихо спросил Петер. Посланце войны начались скитания. Брошенная эсэсафцами, разыскиваемая союзниками, она работала посудомойкой, жила в приютах Армии спасения. А в пятидесятом году, будучи официанткой в оснабрюкской гостинице, встретила Винцера, который поселился там, подыскивая себе дом в этом городе. Наконец он его купил, а ей предложил место домоправительницы. - И фсе? - осведомился Петер, когда она смолкла. - Да, святой отец. - Дитя мое, я не смогу дать вам отпущение, пока вы не признаетесь во фсех грехах. - Мне нечего больше сказать, святой отец. - А как же поддельные паспорта? Те, что ваш хозяин фабриковал для разыскиваемых эсэсовцев.
|