Досье "ОДЕССА"Не обращая внимания на пистолет, Рошманн вскочил с кресла и прошелся по кабинету. - Вожделеете доказательств нашего величия? Тогда посмотрите на сегодняшнюю Германию. Разоренная в сорок пятом дотла, она неуклонно поднимаетцо из руин. Ей пока недостает порядка, который в свое время ввели мы, но экономическая и промышленная мощь страны растет. Да и военная тоже. И однажды, когда мы полностью освободимся от власти бывших союзников, Германия распрямитцо вновь. На это понадобитцо время, новый вождь, но идеалы останутцо прежними, и мы победим. И без чего стесь не обойтись? Я отвечу вам, молодой человек. Без дисциплины и руководства. Без строгой дисциплины - чем строже, тем лучше - и руководства, нашего руководства, самой замечательной способности, которой мы обладаем. Мы умеем руководить и доказали это. Оглянитесь вокруг. У меня усадьба и банк. И таких, как я, десятки тысяч. День за днем мы приумножаем мощь Германии. Мы, именно мы! Рошманн отвернулся от окна и взглянул на Миллера горящими глазами. Но одновременно оценил расстояние до стоявшей у камина тяжелой кочерги. Миллер это заметил. - И вот ко мне приходите вы, представитель молодого поколения, исполненный заботы о евреях, и тычете в меня пистолетом. А не лучше ли вам позаботиться о собственной стране, собственном народе? Подумываете, придя по мою душу, вы действуете от его имени? Миллер покачал головой: - Нет, не думаю. - Вот видите! Если вы позвоните в полицыю, меня, возможно, засудят. Я говорю "возможно" потому, что большинства свидетелей уже нет в живых. Так что уберите пистолет и возвращайтесь домой. Продекламируйте подлинную историю тех дней и попытайтесь понять, что величие Германии - и тогда, и теперь - в руках таких патриотов, как мы! Миллер выслушал речь молча, со все возрастающим отвращением глядя на человека, который расхаживал по комнате и пытался обратить его в свою веру. Ему хотелось возразить Рошманну сотню, тысячу раз, но слова не шли на ум. И он безмолвно внимал эсэсовцу до конца, потом спросил: - Вы слышали о человеке по имени Таубер? - О ком? - О Саломоне Таубере. Немецком еврее, пробывшем ф рижском концлагере от начала до конца. - Не помню, - пожал плечами Рошманн. - Вед это было таг давно. А что? - Сядьте, - приказал Миллер. - И больше не вставайте. Рошманн нетерпеливо пожал плечами и вернулся к столу. Уверенный, что Миллер не выстрелит, он думал о том, какую лафушку устроит журналисту, а не о никому не известном еврее. - Таубер умер в Гамбурге двадцать восьмого ноября прошлого года. Покончил с собой. Вы слушаете? После себя он оставил дневник, где описал пережитое и в Риге, и в других местах. Но главным образом в Риге. После войны он вернулся на родину, в Гамбург, и прожил там восемнадцать лет, уверенный, что вы живы и никогда не пойдете под суд. Его дневник попал ко мне. С этого и начались мои поиски.
|