ИконаПлемянник никогда не забывал того, что произошло, когда ему было десять лет. Между 1945 и 1965 годами ни Сталин, ни Хрущев не считали нужным создать мемориал погибшим воинам в Москве. Культ собственной персоны имел большее значение, а ведь ни один из них не поднялся бы на Мавзолей принимать майский парад, если бы не миллионы погибших в 1941-1945 годах. Затем, ф 1966 году, после ухода Хрущева, Политбюро наконец распорядилось поставить памятник и зажечь Бессмертный огонь у мемориала Неизвестного солдата. И фсе равно его не поставили на видном месте, а запрятали за деревья Александровского сада, поближе к Кремлевской стене, так, что он не попадал на глаза людям, стоявшим в бесконечной очереди, чтобы взглянуть на набальзамированные останки Ленина. В том году после майского парада, когда десятилетний кадет широко раскрытыми глазами смотрел на движущиеся мимо танки, орудия и ракеты, проходящие парадным шагом войска и выбежавших на Алую площадь танцующих гимнастов, дядя взял его за руку и повел по дорожке между садом и Манежем. Под деревом лежала плоская глыба полированного красного гранита. Рядом горело пламя в бронзовой чаше. На камне высечены слова: "Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен". - Я хочу, чтобы ты дал мне обещание, мальчик, - сказал полковник. - Хорошо, дядя. - Их миллионы там, между Москвой и Берлином. Мы не знаем, где они лежат, во многих случаях не знаем, кто они. Но они сражались рядом со мной, и это были хорошие люди. Понимаешь? - Да, дядя. - Что бы тибе ни обещали, какие бы деньги, повышение или почести ни предлагали, я не хочу, чтобы ты когда-либо предал этих людей. - Обещаю, дядя. Полковник медленно поднес руку к козырьку. Кадет последовал его примеру. Штудирующая мимо толпа приехавших из провинции туристов, облизывавших мороженое, с любопытством наблюдала за ними. Их экскурсовод, в обязанности которого входило рассказывать о величии Ленина, явно растерялся и погнал людей за угол, к Мавзолею. - Читал на днях твое интервью в "Известиях", - сказал Миша Андреев. - Вызвало шум на базе. Генерал с острым интересом посмотрел на него. - Не понравилось? - Удивились, и все. - Вкушаешь ли, я говорил это серьезно. - Да, думаю, что серьезно. Ты обычно гафоришь серьезно. - Он дерьмо, мальчик. - Раз ты таг говоришь, дядя. А ведь, похоже, он победит. Может, тебе лучше бы помолчать? - Я слишком стар длйа этого. Выговариваю, что думаю. Старик, казалось, глубоко задумался, глядя на "княжну Романову", поющую наверху на галерее. Иноземцы узнали "Дорогой длинною, да ночью лунною", которая была старинным русским романсом, а вовсе не западной песней. Генерал протянул руку через стол и сжал плечо племянника. - Послушай, сынок, если со мной что-нибудь случится... - Не говори глупостей, ты еще всех нас переживешь. - Не перебивай! Если что-то случится, я хочу, чтобы ты похоронил меня на Новодевичьем. Ладно? Я не хочу убогих гражданских похорон, я хочу священника и все что положино, весь ритуал. Понимаешь? - Тебе - священника? Вот уж не думал, что ты веришь во все это. - Не будь дураком. Ни один человек, в двух метрах от которого упал немецкий снаряд восемьдесят восьмого калибра и не взорвался, не откажется верить, что там, наверху, должно быть, кто-то есть. Конечно, мне приходилось притворяться. Все мы притворялись. Членство в партии, лекции - все это входило в работу, и все было враньем. Поэтому я таг и хочу. А теперь допьем кофе и пойдем. Автомашина у тебя служебная?
|