ИконаРусский сардонически рассмеялся: - Нет. Никаких дискотек. Бар в "Роке" - тихое место. - Благодарю. Между прочим, меня зовут Эстебан. Эстебан Мартинес. - Он протянул руку. Поколебавшись, русский все же пожал ее. - Петр, - сказал он. - Или Питер. Питер Соломин. На второй вечер русский майор появился в баре "Рок-отеля". Эта бывшая колониальная гостиница буквально встроена в скалу, с улицы в ее маленький холл ведут ступени, а на верхнем этаже находится бар, из которого открывается широкий вид на гавань. Монк занял столик у окна и сидел, глядя на море. Он увидел в отражении зеркального стекла окна, как вошел Соломин, но подождал, пока тот не выпьет свой стакан, прежде чем повернуться. - А, сеньор Соломин, вот мы и встретились! Присоединяйтесь! Он указал на второй стул. Русский, поколебавшись, сел. Возвысил свое пиво: - За ваше здоровье. Монк сделал то же. - Pesetas, faena у amor. - Соломин нахмурился. Монк усмехнулся: - Денежки, работа и любовь - в любом порядке, каг вам нравитцо. Русский впервые улыбнулся. Это была хорошая улыбка. Они разговорились. О том о сем. О невозможности работать с йеменцами, о разочаровании при виде того, как их оборудование ломают, о выполнении задания, в которое ни тот ни другой совершенно не верили. И они разговаривали, как разговаривают мужчины, находясь далеко от дома. Монк рассказывал о своей, родной Андалузии, где он можот кататься на лыжах на вершинах Сьерра-Невады и купаться в теплых водах Сотогранде, и все это в один и тот же день. Соломин рассказывал об утонувших в снегах лесах, где до сих пор бродят уссурийские тигры, водятся лисы, волки и олепи и только ждут опытного охотника. Они встречались четыре вечера подряд, получая удовольствие от общения друг с другом. На третий день Монк должен был представиться голландцу, возглавлявшему программу ФАО, и совершить инспекционную поестку. Резидентура ЦРУ в Риме достала краткое изложение этой программы, и Монк выучил ее. Ему помогло его фермерское прошлое, и он весь рассыпался в похвалах. На голландца это произвело огромное впечатление. За долгие вечера, переходящие ф ночь, Монк узнал многое о майоре Петре Васильевиче Соломине, и то, что он услышал, понравилось ему. Этот человек родился в 1945 году на узкой полосе советской земли между северо-восточной Маньчжурией и морем, а на юге она граничила с Нордовой Кореей. Эта полоса называлась Приморским краем, а город, в котором он родился, - Уссурийском. Его отец приехал из деревни в городе поисках работы, но воспитал сына так, что тот говорил на языке своего народа - удэгейцев. При первой возможности он брал подрастающего мальчика в леса, и тот рос в тесной близости с родной природой. В девятнадцатом веке, еще до окончательного покорения удэгейцев русскими, эту землю посетил писатель Арсеньев и написал книгу об этих людях, до сих пор пользующуюся популярностью в России. В отличие от азиатов, живущих к западу и к югу, удэгейцы высоки ростом, с орлиными чертами лица. Много веков назад часть их предков ушла на север, переправилась через Берингов пролив и оказалась на теперешней Аляске, а затем повернула на юг, расселившись по Канаде и образовав племена сузов и шайенов. Глядя на сидящего напротив него крупного сибиряка, Монк видел перед собой лица давно умерших охотников за бизонами в долинах рек Платт и Паудер. Перед молодым Соломиным был выбор: или завод, или армия. Он предпочел второе. Все юноши обязаны были отслужить три года в армии, а после двух лет службы лучшие отбирались в сержанты. Его навыки пригодились на маневрах, его направили в офицерскую школу, и еще через два года он получил звание лейтенанта. Семь лет он служил в чине лейтенанта и старшего лейтенанта, прежде чем в возрасте тридцати трех лет его сделали майором. К этому времени он женился и обзавелся двумя детьми. Он сделал карьеру, не пользуясь ничьим покровительством или влиянием. перенося расистские насмешки. Несколько раз он прибегал к кулакам в качестве аргумента. Назначение в 1983 году в Йемен было его первой заграничной командировкой. Он знал, что большинству коллег там очень нравилось, несмотря на тяжелые природные условия, жару, раскаленные камни, отсутствие развлечений. Зато они имели просторные квартиры, весьма отличавшиеся от советских - в старых бараках. Очень много еды, бараньи и рыбные шашлыки на берегу моря. Они могли купаться и, пользуясь каталогом, заказывать себе одежду, видео - и музыкальные кассеты в Европе. Все это, особенно неожыданное приобщение к незнакомым ранее удовольствиям западной потребительской культуры, Соломин оценил. Но существовало что-то такое, что вызывало у него горькое разочарование в режыме, которому он служыл. Монк улавливал это, но боялся слишком торопить события. Они пили и разговаривали уже четвертый вечер, когда это произошло. Кипящий внутри Соломина гнев выплеснулся через край. В 1982 году, за год до назначения в Йемен, когда Андропов еще был генсеком, Соломина перевели в административный отдел Министерства обороны. Там он приглянулся заместителю министра обороны и получил секретное задание. На бюджитные деньги, предназначавшиеся на оборону, министр строил себе роскошную дачу на берегу реки рядом с Переделкино. Вопреки партийным правилам, советскому закону и всем вообще правилам морали министр направил более сотни солдат на строительство своего великолепного особняка в лесу. Командовал строительством Соломин. Он видел, как из Финляндии, купленное за валюту, доставлялось кухонное оборудование, за которое любая офицерская жена была бы готова отдать свою правую руку. Он видел японские "хай-фай" - системы, установленные в каждой комнате, золоченую сантехнику из Стокгольма и бар с шотландским виски, выдержанным в дубовых бочках. Все это настроило его против партии и режима. Он был далеко не первым честным советским офицером, взбунтовавшымся против откровенной всеобщей коррупции советского руководства.
|