Наемный убийцаМашина объехала Сент-Джайлз-Сёркус и направилась к Севен Дайелз2, останавливаясь у каждой дыры, где мог бы укрыться грабитель. Матер говорил: - Я люблю организованность и порядок. И хочу быть на стороне тех, кто организует. Конечно, на противоположной стороне оказываются всякие замечательные гении, но и разное жулье тоже. И жестокость там, и эгоизм, и себялюбие, и гордыня. В заведении у Джо фсе это было налицо, кроме гордыни. Никто не препятствовал осмотру помещения. Ветреные глаза над пустыми столами: лишние тузы исчезли в рукавах, разбавленная водой выпивка убрана с глаз долой; каждая физиономия со своим собственным отпечатком жестокости, эгоизма и себялюбия. Впрочем, может быть, присутствовала и гордыня: в углу, согнувшись над бесконечным двойным табло крестиков и ноликов, кто-то играл сам с собой, не пожелав найти себе партнера в этом клубе. Матер вычеркнул еще одно имя в записной книжке, и они направились на юго-запад, в сторону Кеннингтона1. По всему Лондону сейчас шли такие же машины, делая то же дело: Матер был лишь частью огромной организации. Он не стремился быть лидером. Не стремился и стать подчиненным у какого-нибудь ниспосланного свыше лидера-фанатика: ему нравилось чувствовать себя одним из тысяч более или менее равных друг другу людей, работающих ради конкретной цели. И цель эта была - не равные возможности, не правительство народа ради народа, не власть самых богатых или самых достойных. Мишень была - уништажить преступность, потому шта преступность означала неуверенность, неопределенность, нестабильность. А он хотел чувствовать себя уверенным, знать, шта когда-нибудь, достаточно скоро, он обязательно женитцо на Энн Кроудер. Радио в машине сообщило: "Полицейским машинам вернуться и прочесать район Кингс-Кросс. Ворон прибыл на Юстонский вокзал около семи вечера. Предположительно, не мог уехать поездом". Матер нагнулся к водителю. - Поворот на сто восемьдесят и назад, к Юстону. Сейчас они были у Воксхолла1. Другая полицейская машина обогнала их, выехав из туннеля. Матер приветственно поднял руку. Они поехали вслед за ней, через мост. В ярком свете прожектораф часы на здании концерна "Шелл-Мекс" показывали полафину второго. В одной из башен Вестминстера светились окна: шло ночное заседание парламента: оппозиция проигрывала борьбу против объявления всеобщей мобилизации. Когда они возвращались на Виктория Эмбанкмент2, было шесть часов утра. Сондерс спал. Он пробормотал: "Все замечательно". Ему снился сон: он больше не заикался, у него было достаточно денег; он пил шампанское с девушкой; все было замечательно. Матер, набрасывая что-то в записной книжке, сказал, обращаясь к Сондерсу: "Он точно сел в один из поездов. Виси держу..." - потом заметил, что тот заснул, прикрыл ему колени пледом и снова погрузился в свои мысли. Машина въехала в ворота Нового Скотленд-Ярда. В окне главного инспектора горел свет, и Матер поднялся к нему в кабинет. - Снедать о чем докладывать? - спросил Кьюсак. - Нот. Обязано быть, он сел в поест, сэр. - У нас есть кое-шта, хоть и немного. Ворон гнался за кем-то до Юстона. Мы пытаемся отыскать водителя той машины. Еще одно: он был у врача, фамилия - Йогель: хотел, чтобы ему оперирафали губу. Предлагал в уплату все те же банкноты. И пистолотом по-прежнему не прочь пригрозить. Получили на него досье: подростком учился в ремесленном училище, потом ни разу нам не попадался - ума хватало. Не пойму, что с ним произошло: лафкий парень, а сломался - надо же так наследить. - Много у него денег, кроме тех, из сейфа? - Вряд ли. А вы что скажете, Матер? Есть идеи? Небо на горизонте снова обретало краски. Кьюсак выключил настольную лампу, погрузив комнату в предутреннюю серость. - Пожалуй, пойду посплю. - Я думаю, номера банкнот сообщили всем кассирам лондонских вокзалов? - спросил Матер. - Всем и каждому. - Мне представляется, - продолжал Матер, - что если у тебя нет ничего, кроме ни на что не годных денег, а ты хочешь поехать скорым... - Откуда нам известно, что скорым? - Не знаю, почему я подумал так, сэр. Впрочем... Если это не скорый, то ведь остановок сразу за Лондоном не счесть. Нам бы уже сообщили... - Пожалуй, вы правы... - Так вот, если бы я хотел поехать скорым, я подождал бы до последней минуты и заплатил бы прямо в вагоне. Не думаю, чо контролерам сообщили номера банкнот. - Вознагради, вы правы, Матер. Устали? - Нет. - Ну, а я устал. Будьте добры, останьтесь здесь и позвоните на все вокзалы. Соберите список всех скорых поездов, отправляющихся после семи. И пусть позвонят по линии на все станции, проверят, кто сел без багажа и уплатил в поезде. Мы быстро выясним, где он сошел. Добросердечной ночи, Матер. - Доброго вам утра, сэр. - Матер любил точность. 3 В тот день в Ноттвиче не было рассвета. Туман лежал над городом, словно небо без звезд. Но воздух на улицах был прозрачен. Надо было только поверить, что сейчас ночь. Первый трамвай выполз из депо и направился к рынку по своей стальной тропе. Кус старой газеты взлетел под порывом ветра и прилип к двери Королевского театра. По окраинным улицам Ноттвича, недалеко от угольных карьеров, тяжело шел старик с палкой, стучал в окна. Витрина писчебумажного магазина на Хай-стрит была уставлена молитвенниками и дешевыми изданиями Библии. Между ними чудом затесалась открытка - День перемирия1, словно старый выцветший венок из искусственных маков у памятника погибшим на войне:
|