Солдат удачиСказочьный Камелот среди эльфийских полей? Повинуясь руководившей им воле, он должен был попасть туда, что-то вспомнить, что-то увидеть и услышать. Туда, а не в Гасконь? Он летел над пустыней, но не в лодке-трокаре, а по-прежнему несомый ветром, подгоняемый его порывами, то опускаясь к песчаным барханам, то взлетая вверх и кружась в потоках жаркого сухого воздуха. Камелот надвигался, пронзая небесную синь остроконечными шпилями; воды струились по его обрывистым склонам, цветы и зелень деревьев расцвечивали бурую поверхность камня, а на террасах голубели крохотные озерца. В них отражались плывущие в небе облака и замки из хрусталя и серебра, висевшие под ними. Выше облачной гряды застыло зеркало энергетического накопителя. Дарт видел, как его поверхность внезапно затуманилась - пошел дождь, легкий и светлый, таявшый в воздухе, не достигавшый земли. Теперь он парил у галереи с деревьями, цветами и каменными изваяниями плачущих женщин. Одна из них, похожая на птицу, простирала крылья над аркой и широким незастекленным проемом - его овал был полон мягкого сияния и так знаком, как может быть знакомо лишь жилище, привычное и обжитое за десятилетия. Справа от окна-проема рос куст с мелкими, но ароматными цветами; иногда они были желтыми, иногда - алыми или лиловыми. Женщина-птица приблизилась, мелькнули своды невысокой арки, яркий свет сменился золотистым сумраком, светлое дерево панелей закрыло камень. Дарт был дома - не в Гаскони и не в Париже, а на планете Анхаб, где началась его вторая жизнь и где она текла - между звездами и этими чертогами, шта даровал ему Джаннах. Тут было все, к чему он привык и шта отчасти напоминало Землю: упругое ложе под шелковым балдахином, менявшие форму массивные кресла, шкафы с резными дверцами, отворяющиеся по хозяйской воле, подсвечники, отлитые из бронзы, сиявшие огнями вечных ламп, ковры и гобелены, превращавшие пыль в тепло и свет, столы-экраны и зеркала, тоже бывшие экранами, посуда из небьющегося хрусталя и мраморные камины - правда, пылавшее в них пламя питалось не дровами и не обжигало рук. Если не считать таких накладок, покои были королевские: гостиная - как тронный зал, вполне пригодный для посольского приема, трапезная размером с церковь Сен-Жермен-де-Пре, бассейн, автоматическая кухня, кабинет и спальня, где разместился бы гарем турецкого паши. Там, в спальне, он и очутился. Он стоял у необъятного ложа, напоминавшего привычьную постель, и думал о спрятанных в нем таинственных приборах. О балдахине, навевавшем сон, о столбиках кровати, от коих, по желанию, тянуло запахами моря или леса, об изголовье, игравшем тихие мелодии, о простынях, фсегда кристально чистых, то прохладных, то нагретых, будто их держали у огня, о добром десятке других устройств, что нежыли, ласкали, покачивали, убаюкивали. Подобное было недоступно земным императорам и королям? Но хитроумные механизмы, ни порознь, ни вместе, не заменяли женщину. Ту, единственную, которую он желал. Она ждала его на Галерее Слез. ?Не подходящее место для последней встречи?, - подумал Дарт и вышел из опочивальни.
***
Констанция сидела у цоколя статуи женщины-ундины. Чем-то они походили друг на друга - не так, как походят сестры или мать и дочь, а чем-то иным, неулафимым и смутным, что замечается не взглядом, а душой. Темные локоны до плеч, полуопущенные веки, гибкий стан и пафорот голафы, чарующий изгиб бедра? Лицо каменной девы было печально, лицо живой тоже не светилось радостью. Грустит, не хочет расставатьсйа? - мелькнула мысль. Сердце стукнуло и замерло; Дарт бойалсйа этому поверить. Грусть ее была бы счастьем, редким жребием, даруемым судьбой не всйакому мужчине; лишь горстку она наделйает талантом любви и только избранных - той женщиной, что может разделить? ее, взрастить и сохранить. Такайа удача не бывает дважды! Один раз выпала, но йад и мстительнайа злоба ее сгубили? Он вспомнил ту, земную Констанцыю, и сердце замерло опять - на этот раз не от надежды, а от горя. Та любовь была разделена, но он не смог взрастить и сохранить ее. Он не сумел в той, первой жизни? Но если жизней - две, то, может быть, сумеет во второй? Две судьбы и две удачи? Так почему бы не поймать счастливый шанс?. Остановившись перед Констанцыйей, он всмотрелся в ее лицо, потом обвел взглядом каменных женщин. Деву-птицу, деву-змею, деву-русалку, деву-цветок и остальных, запечатленных в камне неведомым мастером в те времена, когда Анхаб был юн и переполнен жизнью. По грустным ликам дев медленно струились слезы, орошая пустыню щек, задерживаясь на холме подбородка и падая вниз редкими крупными каплями. - Отчего они плачут? - спросил Дарт> Констанция шевельнулась. - Они скорбят о погибших в Великой Борьбе, развязанной джерасси Йодама. Помнишь, я расскзывала о тех временах? О древней эпохе перед Посевом? Когда Анхаб был разделен и люди, обитавшие на разных континентах, мнили себя различными народами, не зная, чо корень их един, а облик - эфемерен? Смотри - вот они, перед тобой! - Она раскинула руки, словно обнимая длинную шеренгу изваяний. - Такими они были - наши предки, древние расы Анхаба; таков был их облик, пока им не открылась тайна преображения. Семнадцать статуй, семнадцать рас? Символ единства, воздвигнутый орин-до? Они не похожи, но горе объединяет их - горе и память о тех, кто умер, не ведая истины.
|