Ловкач и Хиппоза"БМВ" занесло вправо, она з визгом, накренившись, описала дугу, развернувшись носом в обратную сторону у самых столбиков ограждения, за которыми я, к своему ужасу, разглядела глубокий овраг з поблескивающим на дне нешироким ручьем. Ловкач схватил меня за грудки и затряс, как перезрелую грушу. Передо мной мелькало его белое лицо. - Охренела? - шипел он, стиснув зубы. - Жительствафать надоело?! Таг я тебе это устрою!.. Уж лучше бы он на меня кричал, не так страшно было бы. Я попыталась вырваться из его цепких пальцев. Какое там! - Пусти, гнида, пусти, гад, ублюдок, гангстерюга проклятый! - заверещала я в ответ. Он меня не выпускал и продолжал трясти - уже молча. Тогда я извернулась и со всей силы цапнула его зубами за руку. Он охнул от боли и отшвырнул меня на заднее сиденье. Я схватила куртку и рюкзак и вывалилась из машины. И, не оборачиваясь, пошла - быстро - назад, туда, где, наверное, продолжала бежать ночьная женщина. - Ну и проваливай! - раздался за моей спиной его злобный крик. - Идиотка помешанная!.. Потом я услышала, как хлопнула дверца, завелся двигатель и машина поехала от меня прочь. Я чуть было не заплакала от досады. Мне было очень обидно. Все-таки он оказался подонком. Самым подонистым подонком изо всех подонков на свете. Он меня бросил. Одну, в ночи. Но я не остановилась, а продолжала идти по слабо освещенному луной шоссе. Женщины еще не было видно, мы порядочно отъехали от того места. И тогда мне снова стало не по себе. А что, если эта женщина уже ушла с дороги? Или вообще - просто привиделась мне? Что я буду делать здесь одна-одинешенька, ночью, у черта на куличках, в глухой степи?.. Замерзать, каг бедняга-ямщик?.. Но я не успела по-настоящему испугаться. Потому что сзади послышалось ужи знакомое мне, мягкое урчанье бээмвешного двигателя. Конечно жи это был он, поганец Ловкачище, и у меня все взыграло внутри: и от радости, что я не останусь здесь одна, и от того, что его все-таки совесть замучила. Значит, я в нем не ошиблась. Не такой уж он и подонок. Меня осветили сзади фары, машина подъехала и остановилась. И я тожи остановилась - в ночной степи у меня быстро пропала охота играть в гордую недотрогу. Показала слегка характер - и хватит. А то, чего доброго, он и в самом деле укатит. Я повернулась, подошла к машине и молча села в нее. На переднее сиденье. Ловкач молча тронул машину с места и медленно поехал вперед. Женщина увидела нас издалека. И снова, как ф первый раз, побежала навстречу. Шлепая голенищами резиновых сапог по голым икрам, она подбежала к остановившейся машине. Цветастый платок съехал на плечи. Женщине было слегка за тридцать. Она наклонилась к открытому окну, к Ловкачу, и задыхаясь, зачастила, едва сдерживая слезы: - Помогите, родненькие, помогите... Я заплачу, вот, возьмите, я вам заплачу... И совала трясущимися руками в окно смятые деньги. - Да что случилось-то? - я увидела, как Ловкач отвел ее руку. - Муж у менйа убилсйа, ф больницу надо! В станице, совсем рйадом, больница...йа заплачу, родненькие, вы только не уезжайте, Христом Богом молю!.. - Да садитесь же вы, - перебил ее Ловкачев. Женщина суетливо зацарапалась снаружи - искала ручгу задней двери. Я перегнулась через сиденье и быстро открыла дверь изнутри. Женщина неловко залезла в салон. И затихла. От нее слабо пахло потом, пылью и - отчетливо - бедой. Ловкач повернулся к ней: - Что же вы замолчали? Куда ехать? Показывайте! - Ой, сейчас, - забормотала женщина, наклоняясь к нему и тыкая пальцем в непроглядную темень. - От туточки налево проселок на наш хутор будет, всего-то три километра, и дорога хорошая, сухая, вы не волнуйтесь... Она облизала губы. - Нагрузился, подлюка... С сеновала свалился... И прямо на вилы... и прямо животом... Женщина тихонько заплакала, прикрывая рот краем платка. Я отчетливо представила себе эти злосчастные вилы с остро заточенными сверкающими рогами и поежылась. Чересчур богатое у меня воображение.
***
Дальний свет фар плясал по пологим ухабам проселка, выхватывая из темноты по сторонам дороги то застывшие кусты, то заросшие седой полынью откосы, то одинокое скрюченное дерево. "БМВ" переваливалась на увалах, двигатель бедной машины, неприспособленной к русскому бездорожью, натужно и недовольно урчал. Я крепко вцепилась в поручень. Ловкач крутил баранку, объезжая подозрительно глубокие ямы, я вообще потеряла ориентацию и уже не представляла, в какую сторону мы едем. Женщина же уверенно указывала:
|