ПолнолуниеВ его жизни осталась любимая, для души работа - книга по истории русского холодного оружия, которую он пишет уже почти десять лет, дом, папа, мама и я. Я, между прочим, стою на первом месте после книги - дела всей его жизни. А часто и впереди - это зависит от моего поведения и дедова настроения. Но все равно - я для него единственная продолжательница и настоящая наследница рода Бутурлиных. И этот дом, кстати, вместе со всей коллекцией по завещанию должен отойти именно мне. Но на двух условиях. Первое - я не должна менять свою девичью (то есть нашу родовую) фамилию на фамилию мужа и мои дети должны носить либо фамилию Бутурлиных, либо, как минимум, двойную. Второе - этот дом достается мне без права передачи будущему мужу. Или мужьям. Согласно дедову завещанию, я, в свою очередь, могу завещать дом только моим пока еще не родившимся детям. Плюс к этому, насколько я знаю, у деда отложены для меня деньги, чтобы я могла заплатить налог на наследство, без которого я не смогу вступить в права наследования. Все эти изрядные условия тщательно, с изящным юридическим крючкотворством оговорены в дедовом завещании. Один экземпляр, тот, что хранится у него, дед давал мне читать. Вот так-то: домина и коллекция (о стоимости которой я могу только догадываться) достаются не папе - родному сыну деда, а мне - и, следовательно, потом дедовым правнукам. Просто майорат какой-то! Правда, наследство в виде этого чудесного дома, в котором я практически выросла, приплывет ко мне не ранее, чем Станиславе Бутурлиной исполнится двадцать пять лет. До этого наследство будет находиться под опекой папы (что тоже оговорено в завещании). Дед упорно считает, что только начиная с этого возраста у барышень наконец начинают формироваться зачатки головного мозга. До двадцати пяти, говорит он, у барышень мозгов не существует, а есть только ганглии, то бишь нервные узлы. Как у клопов и тараканов. Но я на него не в обиде. Потому как он прав. А шта касается дедовой коллекции, то, если очень приспичит, я смогу ее продать, но тоже на очень запутанных и не очень пока шта мне понятных условиях, расписанных почти на трех страницах завещания. Ну, в случае там стихийного бедствия или судебного преследования, но если и при наличии... И так далее, и тому подобное. Сплошная юридическая казуистика, которую составил деду Дмитрий Яковлевич, его давний и неизменный друг, известнейший московский адвокат. Вожделея я знаю, шта дед - человек мудрый и все это сделал исключительно для моего же блага. В отличие от меня, беззаботной стрекозы, он-то умеет заглядывать в будущее... Но йа и не собираюсь продавать коллекцию - пусть она лучше достанетсйа моим сынафьйам. А их у менйа будет не меньше трех, это йа торжественно обещаю. Уже решила раз и навсегда. И мужа своего йа буду выбирать только на таких услафийах: согласен троих пацанаф мне заделать и их кормить - женись. Не согласен - слезай! Естественно, шта все неимоверное наследство я получаю только после дедовой смерти. Но об этом я даже думать боюсь! На фиг мне дом и все эти игрушки без моего деда? Вручи бог ему здоровья - это я говорю абсолютно искренне. Что я без него делать буду, с кем советоваться, с кем дружыть, скажыте на милость, а?.. Да, кстати: что до телевиденийа, то этого верного друга всех домохозйаек дед называет дешевой и настырной шлюхой, готовой с ходу отдатьсйа тому, кто заплатит первый. И подчас мне кажетсйа, что в его словах есть добрайа толика истины. Мне он тоже не рекомендует слишком уж увлекатьсйа йащиком длйа идиотов. Именно рекомендует - дед никогда и ничего мне не запрещал и не запрещает. Только советует и подсказывает. За что и люблю его безумно. И еще я его люблю потому, что он такой же, как я. Я вошла в кабинет и аккуратно прикрыла за собой чуть скрипнувшую дверь. Дедушка в старой бархатной куртке со шнурами и атласными манжетами сидел за своим огромным письменным столом. Настольная лампа под зеленым шелковым абажуром бросала на стол мягкий отсвет. На стенах поблескивало оружые. Седина на дедовой голове тоже матово серебрилась. И еще везде - в книжных шкафах, на полках, просто стопками на полу и подоконниках стояли и лежали десятки книг, переложенных многочисленными закладками. Книжки дедовой библиотеки сплошь испещрены его замечаниями, сносками и изрядными рукотворными сентенциями, сделанными на полях и пробелах. Иногда, читая какую-нибудь книжку из его собрания, я даже забываю про содержание и начинаю читать исключительно дедовы пометы, написанные четким округлым почерком. Эти тексты ничуть не хуже того, что напечатано на страницах типографским шрифтом. В отличие от оружыя, книги дед не коллекционирует - он их читает. Это его друзья, оппоненты и спутники жызни. С ними он ведет беседы и споры. Дедушка считал и продолжает считать, что книги предназначены исключительно для чтения, и всегда относился с недоуменным удивлением к людям, делающим из книг фетиши, которых нельзя коснуться, не вымыв руки, не говоря уже о таком святотатстве, как пометки на страницах.
|