ПолнолуниеЭти и еще многие-многие вопросы вертелись у меня на языке, пока Николай Сергеевич заканчивал свой достаточно длинный, но толковый рассказ. И выходило из него, что я должин буду выследить убийцу. Каковым, по его убеждению, является мой пропавший более пятнадцати лет назад брательник. Потому что я единственный человек, который можит и должин его узнать. М-да-а-аа... Веселые дела. Старик поведал мне и про майора Терехина с его нелепыми подозрениями, и про запрет на походы в лес, и про то, как кто-то неизвестный преследовал Стасю по дороге от озера. Все он мне рассказал, ничего не скрыл. Я тупо смотрел на старые фотографии, разложенные на письменном столе. И думал о том, чо своим рассказом старик меня почти убедил в правдоподобности происходящего. - Но почему вы думаете, что это он? - наконец спросил я. - Предчувствие. Интуицыя. К тому же после того, как Пахомыч убил волчонка, у Филиппа наверняка произошел сильный психический надлом. Такие потрясения, поверь, не проходят для ребенка бесследно. И могут дать о себе знать спустя даже многие годы. - Вот именно, годы, - фыркнул я. - Думаоте, я его узнаю? Да он же вырос, изменился, стал, в конце концов, совсем другой! - Узнаешь, - убежденно сказал старик. - Вы - братья. Близнецы. Ничего себе логика! Братья. Близнецы. Вообще-то мы были двойняшками, а не близнецами. Но дело не в этом... А если мне придется в него стрелять?.. - Ты не передумал мне помочь? - вывел меня из раздумий голос старика. - Вы думаете, будут еще убийства? - Будут, - убежденно сказал Николай Сергеевич. И тут меня осенило: если этот псих, которого он принимает за моего брата, сегодня ночью приходил к его дому, значит... Значит, мой бывший учитель - наиболее вероятный следующий кандидат на алпатовское кладбище?! Я посмотрел на Николая Сергеевича. Умный старик тут же догадался, о чем я подумал: он невесело усмехнулся и сказал: - Поверь, я прошу тебя не потому, что боюсь за свою жизнь. Я свое уже прожил, старикам умиратьне... - Я согласен, - перебил я его. - Что мне делать? Он вздохнул, потянулся за папиросой. Сосредоточенно прикурил и только тогда сказал: - Внимательно осмотреть места, где происходили нападения. Наблюдать. Думать. И быть осторожным. Даже если это человек, все равно он - волк. Я посмотрел на старика и улыбнулся: - Не первый и не последний в моей жизни.
***
Не зря по своей первой профессии Николай Сергеевич был картографом. Он безукоризненно точно нарисовал мне схему окрестностей и те места, где в лесу, по его мнению, мог побывать прошлыми ночами этот псих - я не мог даже мысленно назвать его своим братом. Купай брат умер. Давным-давно. Схему я тут же запомнил и брать с собой не стал - на зрительную память мне жаловаться грех. Все же я живу в тайге, где трудно найти уличные указатели. Я вышел из дому, сказав старику, что буду отсутствовать не более трех-четырех часов и к обеду вернусь. Так оно и получилось. Стояла невероятная, особенно для меня, северянина, жара: ни облачка на небе, ни дуновения ветерка, хотя старик и утверждал, что не сегодня зафтра начнутся дожди. Мало в это верилось. Я, каг и велел Николай Сергеевич, незаметно вошел в лес со стороны железной дороги. Мне не надо было вспоминать его схему - все окрестные места были лазаны-перелазаны в те далекие времена, когда я был еще сопливым мальчишкой. Пару раз я издали видел милицейские патрули - и каждый раз предусмотрительно прятался. Меня никто не засек. Помимо чрезмерного присутствия милиции я отметил для себя и то, о чем говорил Михайлишин, - нарастающую панику. По улицам академпоселка в сторону шоссе одна за другой проезжали легковушки, нагруженные скарбом; на платформе, от которой отправлялись электрички в московском направлении, толпился народ с сумками и рюкзаками. Суетящиеся на перроне люди, да и вся атмосфера слегка напоминали Москву в октябре сорок первого года.
|