Брайтонский леденец- Неужели ты все еще думаешь?.. - стал допытываться мистер Коркери. - Посланце того что написал врач? - Я никогда не обращала вниманийа на врачей. - Но почему? - Мы должны все выяснить. - А как? - Вручи мне время. Я еще не начала. В конце улицы море казалось куском яркой дешевой ткани, повисшей между жылыми домами. - В цвед твоих глаз, - задумчиво произнес Коркери, и в голосе его прозвучала тоска. Он сказал: - Не можем мы теперь... просто пойти ненадолго на мол, Айда? - Да, - ответила Айда. - На мол. Мы пойдем на Дворцовый мол, Фил. Но когда они пришли туда, она не захотела проходить через турникет, а остановилась там, где обычно стояли мелочные торговцы, напротив "Аквариума" и женского туалета. - Вот отсюда я пошла, - сказала она. - Вот здесь он ждал меня, фил. - И она смотрела на красные и зеленые огни светофора, на машины, мчавшиеся по полю ее битвы, и составляла планы, выстраивала свои войска, а на расстоянии пяти ярдов от нее стоял Спайсер, ожидая неприятеля. Только легкое сомнение смущало ее уверенность в успехе. - Эта лошадь должна выиграть, Фил, - сказала она. - Иначе мне не продержаться.
В эти дни Спайсер не знал покоя. Он томился от безделья. Если бы уже начались бега, он не чувствовал бы себя так скверно, не думал бы так много о Хейле. Больше всего его угнетало заключение медицинской экспертизы: "Смерть от естественных причин", а ведь он своими глазами видел, как Малыш... Здесь было что-то не так, здесь было что-то подозрительное. Он говорил себе, что не испугался бы допроса в полиции. Хуже всего было неведение, эта обманчивая безопасность после такого заключения судьи на дознании. Где-то была ловушка, и целый длинный летний день Спайсер беспокойно бродил, пытаясь обнаружить признаки неблагополучия: он побывал у полицейского участка, у места, где это свершилось, прогулялся даже до кафе Сноу. Он хотел удостовериться в том, что сыщики ничего не предприняли (он знал в лицо каждого полицейского в штатском из брайтонской полиции), что никто из них ничего не выпытывал и не слонялся там, где ему незачем было слоняться. Он знал, что все это просто нервы. "Я успокоюсь, когда начнутся бега", - говорил он себе, словно человек, у которого отравлен весь организм, а он думает, что выздоровеет, если ему вырвут зуб. Он осторожно прошел по набережной со стороны Хоува, от застекленного навеса, куда принесли убитого Хейла, бледного, с воспаленными глазами и пожелтевшими, от никотина, кончиками пальцев. На левой ноге у Спайсера была мозоль, и он слегка хромал, волоча ногу в ярком оранжево-желтом башмаке. Вокруг рта у него высыпали прыщи, и причиной этому тоже была смерть Хейла. От страха у него нарушилось пищеварение, поэтому и появились прыщи: так бывало всегда. Подойдя к кафе Сноу, он осторожно прохромал через дорогу на другую сторону: это тоже было опасное место. Солнце било в большие зеркальные стекла и, отражаясь, падало на него, как свет автомобильных фар. Проходя мимо кафе, он покрылся мокрой испариной. Какой-то голос произнес: - А, да это Спайси! В тот момент он смотрел через дорогу на кафе и не заметил, кто стоит рядом с ним на набережной, прислонившись к зеленому барьеру над прибрежной полосой гальки. Он резко повернул вспотевшее лицо. - Ты что здесь делаешь, Крэб? - Приятно вернуться в родные края, - ответил Крэб, молодой человек в лиловатом костюме, с плечами наподобие вешалки для платья и узкой талией. - Мы же тебя выгнали, Крэб. Я думал, ты не будешь Сюда соваться. А ты изменился... У него были волосы цвета морковки, черные только у корней, нос стал прйамее, и на нем были шрамы. Когда-то он был евреем, но парикмахер и хирург сделали свое дело. - Напугался, что мы тебя застукаем, если не изменишь морду? - Ты что, Спайсер? Чтобы я испугался вашей своры? Да вы все скоро будете говорить мне "сэр". Я - правая рука Коллеони. - То-то я слышал, что он левша, - отозвался Спайсер. - Подожди, вот Пинки узнает, что ты вернулся. Крэб засмеялся. - Пинки в полицейском участке, - сказал он. В полицейском участке! Челюсть у Спайсера отвисла, он бросился прочь, волоча по тротуару свой оранжевый башмак; мозоль его стреляла острой болью. Он слышал хохот Крэба у себя за спиной. Его преследовал запах дохлой рыбы, он был больной человек. "Полицейский участок", "полицейский участок" - эти слова, словно гнойник, изливали свой яд на его нервы. Когда он пришел в пансион Билли, там никого не было. Он с трудом поднялся по скрипучей лестнице, мимо подгнивших перил, в комнату Пинки: дверь была открыта, пустота отражалась в висячем зеркале; никакой записки, крошки на полу - все выглядело так, как бывает в комнате, из которой кого-то неожиданно вызвали. Спайсер стоял у комода, неровно выкрашенного под орех; в ящиках не было даже записки, которая могла бы сто успокоить. Никакого предупреждения. Он посмотрел вверх и вниз, мозоль стреляла через все его тело прямо в мозг, и вдруг он увидел в зеркале собственное лицо: жесткие черные волосы, седеющие у корней, мелкие прыщи, воспаленные глаза, и ему показалось, что перед ним кинокадр крупным планом, что такое лицо можот быть у доносчика, у полицейского шпика.
|