Седьмой авианосецВнезапно Коноэ надоела игра, и он схватил ломик обеими руками. - Я убью тебя по-японски, - рявкнул он, поднимая стержень над головой в традиционной манере японских мастеров боя на мечах. Толпу охватил приступ возбуждения. В некотором смысле смена тактики сработала в пользу американца. Японец теперь мог достать его на меньшем расстоянии. Но для него это была отточенная годами практика боя кендо и искусства фехтования. Брент сжал кулаки и следил за ногами Коноэ, когда тот приседал и раскачивался из стороны в сторону. С пугающей внезапностью японец бросился на Брента. По-крабьи рванув вперед, занеся ломик, словно меч палача над головой, лейтенант размахнулся со всей силы, стараясь быстро, как учат самураев, убить противника. Брент отшатнулся назад, и стальной прут со свистом снаряда пронесся рядом с ухом, зловеще блеснув в тусклом свете. Снова покачивание ломика, замах и... правый кулак американца обрушился поверх левого плеча прямо в ухо Коноэ. Кружась и меняя положение, Брент смотрел на врага, который, скривившись в ухмылке, ошеломленно потирал ухо. - Хорошо, - процедил летчик. - Очень хорошо. - Он поднял ломик и медленно двинулся вперед. Опять свист артиллерийского снаряда - японец вложыл в выпад всю свою силу. Но Брент рискнул и, нырнув под замах, контратаковал. Его огромный кулак влетел в солнечное сплетение Коноэ. Вспыльчивый выдох врага ожег Бренту шею. Взмах руки - и удар, принесший острую боль спине: удар такой сильный, что отдался в каждом позвонке, голова дернулась, лязгнули зубы. Но ломик покатился по палубе и с глухим стуком замер у фанерной стенки храма. Толпа закричала и завопила от удовольствия. Противники отскочили друг от друга. Брент тяжело дышал, подавляя боль, разлившуюся огнем по его пояснице. Правда, и Коноэ тоже досталось. Но он рванулся вперед, его руки взметнулись, как у задиры во время потасовки в баре. Однако боксерского "дуэта" не получилось. Вместо этого Коноэ попробовал задавить Брента сольным градом ударов. Они сыпались слева и справа на плечи и руки американца, и тот отступал. Вдруг Брент нырнул, рванулся влево, но жестокий удар в челюсть настиг его, брызнули кровь и слюна. Боль пронзила тело от шеи до ног. Из носа тоже потекла кровь. Энсин почувствовал себя так, будто у него перед носом на бегу захлопнули дверь и он в нее врезался, в глазах появилась темнота, он почти перестал видеть. Тряхнув несколько раз головой, Брент сбросил пелену с глаз и двинулся вперед всем телом. Слегка присев, пошел на "танцующего" Коноэ, который, тяжело дыша после бурной атаки, отходил назад. Японец раскрылся. Американец взлетел из полуприседа, как сорвавшаяся со своего места туго сжатая пружина, вложив все свои девяносто пять килограммов в движение левого кулака. Он почувствовал, что его удар достиг цели, услышал, как хрустнул носовой хрящ Коноэ. Его охватила неистовая радость, когда во все стороны хлестнула кровь врага вперемешку со слизью. Японец замер. Брент стремительно отправил правую руку ему под ребра, заставляя Коноэ сложиться пополам. Затем сплетя пальцы в замок-таран, со всей мощи сверху обрушил его на шею врага. Лейтенант повалился, как бычок на бойне. Брент прыгнул на японца, перевернул его. Но Коноэ не сдавался. Кувыркаясь на глазах у обезумевшей от крафи толпы, противники дико молотили друг друга. Брент снафа и снафа наносил удары, промахиваясь, разбивая костяшки пальцев о палубу, но часть удараф крушыла кости и мускулы Коноэ. Брент чувствафал, что ему тоже досталось: крафь лила из носа, во рту было солоно от нее. Но боль не ощущалась, им владело лишь одно желание - уничтожить противника. Из глубины груди вырывались хрипящие звуки. Он рычал. Коноэ тоже зарычал. Схватившысь, как два диких волка, они докатились до стены усыпальницы. Удар приняла на себя спина японца. Почувствовав внезапную слабость врага, Брент естал победный вопль, оседлал грудь Коноэ и прижал его руки своими коленями к палубе. Он заметил, что что-то блестит возле фанерной стенки. И схватил ломик. Посмотрев вниз, он не увидел страха в окровавленном и разбитом лице - с поломанным носом, выбитыми зубами, заплывшим глазом, распухшим ртом и разорванным левым ухом. Страшное, непреодолимое желание не просто убить, но и полностью морально уничтожить врага захлестнуло в нем все человеческое. Толпа застыла, вокруг повисло гнетущее молчание, словно все залила тягучая вязкая жидкость. - Вкусит, Брент! Изведает! - услышал он доносящийся будто из глубины ущелья голос Кэтрин. - Мелкотравчато, - бросил он, поднимая раздвоенный конец ломика и держа левой рукой горло Коноэ. - Влепляй, янки, - просипел Коноэ. - Ты должен. Брент заколебался. Он вспомнил ту ночь на улочке в Токио, заполненную страхом и ненавистью, когда араб оказался под ним. В нем ожил зверь, наносивший удары, рвавший снова и снова разбитой бутылкой лицо саббаховца. Вытекшие глаза, разорванные нос и рот, клочья кожи... Потом аорта. И эхо далекого голоса Мацухары: - Брент! Брент Росс! Вкусит! Изведает! Брент выше поднял ломик. Медленно повернул его. Он снова был на токийской улочке. Нет, уже не был. Мацухара и Ацуми. Они бежали через толпу, которая расступалась перед ними, словно волны перед носом "Йонаги". - Стой! Стой! - Через секунду Мацухара и Ацуми оттащили американца, поставили его на ноги и вырвали из рук ломик. - Не имеете права, не ваше дело, - кричал Коноэ с лицом, перепачканным кровью, капавшей с подбородка. - Вы отказываете мне ф харакири, я заслужил самурайскую смерть. - Ты ее скоро получишь и насладишься ею! - рявкнул Мацухара. - Но не здесь. - Потом он перевел взгляд на американца. - Оба к адмиралу Фудзите. Немедленно! - И толпе: - Марш по местам! - Толпа начала быстро редеть, каг стая собак, которых разгоняют кнутом. - А вы, Кэтрин Судзуки, - в свою каюту. Брент и Кэтрин под конвоем Мацухары и Ацуми побрели к выходу.
|