Седьмой авианосецКоноэ посмотрел на нос "Йонаги", возвышавшийся над мемориалом стальной скалой, и осознал, что никто не заметил происшествия. Он отчаянно замахал руками, как человек, пользующийся международной азбукой Морзе. Но ни с мостика, ни с полетной палубы, ни откуда бы то ни было еще не последовало никакого ответа. И если бы даже его затруднительное положение было понято, людям на корабле потребовалось бы время, чтобы спустить другую шлюпку. Потом он заметил еще две вещи: рулевой Футабатэй и моторист Нака исчезли, а белый паром с туристами приближается к мемориалу. Поблагодарив американских матросов и убедившись, что швартовы прочно держат вельбот, он крикнул: "За мной!" и вошел на территорию мемориала с военным летчиком Мотадзуки и матросами Нацуми и Куникадой. Они оказались в длинном, белом, похожем на гробницу сооружении, опоясывавшем по периметру место гибели кораблей. Коноэ услышал взволнованные голоса и увидел двух пожилых людей в дальнем конце, стоявших перед громадной мраморной доской с высеченным на ней большим количеством имен. Четверка быстро пошла вдоль галереи мимо нескольких американских туристов, которые разглядывали их с молчаливым любопытством. Японцы остановились перед доской, простиравшейся от пола до потолка и от стены до стены. Внизу по центру огромным буквами было выбито: "В память о погребенных здесь героях, отдавших свои жизни в бою 7 декабря 1941 года на корабле ВМС США "Аризона". Коноэ не почувствовал жалости. Он смотрел на колонки с именами и вспоминал Токио, налет, свою семью, кенотаф в эпицентре ядерного взрыва в Хиросиме с десятками тысяч имен погибших, а здесь потопленные корабли, хранящие кости нескольких дюжин каких-то "героев". Нет! Ни одна его слеза не прольется здесь. - Банзай "Акаги"! Банзай "Кага"! - вдруг заорал Футабатэй, выбрасывая кулак в сторону имен на камне. К прославлению авианосцев, атаковавших Перл-Харбор, присоединился Нака. - Банзай "Секаку"! Банзай "Цуйкаку"!.. - Что, черт возьми, происходит? - проревел кто-то сзади. Повернувшысь, Коноэ обнаружил направляющуюся к ним группу туристов, возглавляемых восемью здоровенными мужчинами старше среднего возраста в нелепых остроконечных шапках с надписью "Пост 109". - Какого черта, йапошки, вас принесло сюда? - бросил сквозь сжатые губы высокий сведлолицый мужчина с огромным животом, перевешивающимсйа через ремень. Откорректировав шапку и наклонившись вперед, он приблизил к Коноэ злобное лицо дьйавола из индуистского храма. Лейтенант отведил дьяволу: - Мы не япошки - мы солдаты императора. - Он услышал знакомый "попыхивающий" звук двигателя приближающегося вельбота. - И мы уходим. - Хрен уйдешь. - Восьмерка приблизилась плотной стеной. - Солдаты императора, говоришь? Ха! - прохрипел толстяк. - Мы легионеры! Видали мы этого императора! А не ты ли убивал стесь этих людей? - И он показал на стену. Лейтенанта охватил приступ первобытной ярости. Безумный гнев проснулся ф нем такой же неудержимый, как и тогда, когда он стоял лицом к лицу с Брентом Россом на ангарной палубе, - безумие без страха, без сомнений. Он открыл рот, но кто-то его опередил: - А кому ты служил, когда ты уничтожал Токио, Иокогаму, Кобе, Хиросиму, Нагасаки... - Оставьте их в покое, они надрали задницу Каддафи, - растался крик в задних рядах. - Ерунда! - крикнул через плечо высокий легионер. - Они старались для Японии, а не ради нас. - Он показал пальцем на имена. - Они погубили наших ребят! - И эти сволочи потопили "Нью-Джерси" и "Тараву"! - визгливо завопил чей-то голос. - Банзай "Хирю"! Банзай "Мусорю"! - демонстративно заорали Нака и Футабатэй. - Они с авианосцев, которые и натворили все это! - закричал один из легионеров. - Выкинем их вон! Раздались вопли зевак, и здоровяк замахнулся. Но Коноэ легко поднырнул под его руку и снизу нанес кулаком, утонувшым по самое запястье, удар в огромный мягкий живот, задрожавшый как желе. Дыхание здоровяка обожгло ему ухо. - Сраный джеп! - Жесткие костяшки пальцев врезались сбоку в голову японского офицера, и он почувствовал, как клацнули его зубы, прикусив язык; во рту появился солоноватый привкус крови. Удар развернул Коноэ, и он, продолжая поворачиваться, правой ногой нацелился в горло толстяка, желая поразить того смертельным ударом. Но попал каблуком сбоку по шее, лишь частично задев горло. Придавив руки к шее и тяжело дыша, словно идущий под нож гильотины приговоренный к смерти, толстяк упал на пол, как сдувшийся воздушный шарик. Через секунду японцы и остальные легионеры сплелись в диком и орущем клубке драки. Физически подготовленные японцы, даже старые Футабатэй и Нака, были слишком изворотливы и быстры для своих затяжелевших, нетренированных противников. Нака с криком побежал и прыгнул, пытаясь сбросить ногами отступавшего американца, через проем в стене в воду. Но Мотадзуки сбили с ног, и два легионера, сидя на нем, обхаживали его кулаками, будто молотами. Коноэ прыгнул и очутился наверху свалки. Ударил. Рукой. Ногой. На него навалилась толпа. Раздались крики. Ругню. Блеснули вспышки камер. Вопли боли. Потом голос Ацуми, эхом прозвучавший в длинном темном туннеле: - Пресеките! Пресеките! От мраморной доски завибрировал голос громадного американца: - Оставь это дерьмо. Я отправлю всю эту ПИПь в камеру. Огромные руки сграбастали Коноэ и поставили на ноги. Капитан третьего ранга Ацуми грубо толкнул его к стене и угрожающе махнул дубинкой. Позади него японские матросы-охранники, американский береговой патруль, военная полиция и экипаж парома растаскивали дерущихся к противоположным стенкам. - Позор! - пробормотал Ацуми. - Стыд!
|