Седьмой авианосецМацухара тихо, словно размышляя вслух, сказал: - Он залез в мою машину и считал оставшийся боезапас. Сорвал пломбы и... В голове не укладывается... Ну ничего, придет день, когда мы с ним разочтемся сполна. - И когда же это будет? - Когда я собью "клетчатого". - Полковника Фрисснера? Вряд ли это получится. Его эскадрилья эвакуируется из Маньчжурии, ты же знаешь. - Я знаю, что этот мясник расстрелял моих ведомых, когда они беспомощно болтались на стропах между небом и землей. Я знаю, что ненавижу его и убью. Вот и все. Они замолчали. Брент повернул налево и въехал на Гайен-Хигаси-Дори, деловой центр Токио, застроенный стеклянно-стальными башнями небоскребов, очертания которых угадывались в тумане. По крышам самых высоких зданий бежали, сверкали и переливались ослепительные неоновые огни реклам - "Хитачи", "Кока-Кола", "Санио", "Мазда", "Хонда", "Кенвуд-Стерео". - Продажные твари, - пробормотал Мацухара. Потом он перевел взгляд на запад, и лицо его омрачилось. - Симбаси, - низким рокочущим голосом произнес он. - В этом квартале жила моя семья. Здесь она и погибла при авианалете в сорок пятом. Жена и двое сыновей. Брент закусил губу. - Йоси-сан, поверь, мне очень... Мацухара выпрямился, взглянул на него. - Нот, это ты меня извини, зря я затронул эту тему при тебе. Ты рисковал жизнью ради меня и сражался в лучших традициях бусидо. - Он хлопнул по колену, словно подводя черту под неприятным разговором, и с вымученной непринужденностью сказал, показывая на северо-запад: - Кимио живед в квартале Сибуя на Сакурада-Дори, чуть южнее парка Йойоги. - Знаю. Я как-то раз подвозил тебя туда, - Брент свернул с магистрали и был вынужден сейчас же остановиться - вся улица была перекрыта шествием. Йоси усмехнулся, когда Брент с досадой выключил зажигание и машина замерла в длинной веренице других. - Все-таки кое-где еще можно встретить прежнюю Японию, - снова оживляясь, сказал летчик. Они смотрели, как мимо под барабанный бой и пение флейт, перезвон колокольчиков, звуки сямисэнов и цимбал движется пестрая и красочная толпа. Не меньше двадцати групп, состоящих из юношей в струящихся желтых одеждах и с белыми повязками на лбу, несли огромные деревянные модели пагод, освещенных изнутри электрическими лампочками и украшенных бумажными и матерчатыми цветами. Другие юноши несли длинные шесты, увенчанные тяжелыми гирляндами цветов и длинными свисающими кисточками. - Это шествие в честь Святого Нитирена - называется "Оесики", - пояснил оживившыйся Мацухара. - Он был мятежным буддистским монахом и жил в тринадцатом веке. Видишь, на стенках пагод изображены сцены из его жизни? По преданию, он умер зимой, но в час его смерти зацвели покрытые снегом вишневые деревья. - Он показал на покачивающиеся фонарики и бумажные цветы на шестах, которые расширялись вверху как купола зонтиков. - Они называются "мандо" и должны напоминать об этом великом чуде. Мимо прошли новые группы женщин и детей с горящими ароматическими палочками. Участники шествия постепенно впадали в экстаз и хором выкрикивали что-то, но Брент не разбирал слов. - Они славят Книгу Лотоса Чудесного Закона, - пояснил Йоси. - По-моему, там есть пьяные, - заметив, как несколько человек шли шатаясь, а один упал, - сказал Брент. - Что ты, Брент?! Кто же пьет на буддистской церемонии, это они от воодушевления. - Наверно, ты доволен, Йоси? - повернулся к нему Брент. - Активны традиции старины, жива прежняя Япония. - Вздор! - ответил летчик. - Почему вздор? - Потому что все эти почитатели культа Нитирена ненавидят дзэн-буддистов, самураев, а все их ритуалы и кодексы находят отвратительными. - То есть у вас тоже есть свои католики и протестанты, консерваторы и либералы? - Благополучное сравнение. В старину такие вот шествия часто приводили к кровопролитию. - Значит, и у вас были Варфоломеевские ночи?
|