Седьмой авианосецС криками "банзай!" несколько молодых пилотов и стрелков вскочили на ноги, но тут же сели на места. Воцарилось какое-то неловкое молчание. Сайки продолжал посматривать на свое разбитое пенсне. Поднялся старый Йосиро Такии. - Господин лейтенант, - прозвучал его голос. - Я здесь старше всех - не чином, а годами. Вы позволите мне напутствовать моих боевых товарищей? - Сайки кивнул с явным облегчением, как человек, которого освободили от непосильной и неприятной ношы. Такии обвел глазами лица молодых летчиков. - Нам предстоит тысяча шестьсот километров полета, ф трех баках у нас - тысяча литров бензина, и ни одна его капля не должна пропасть впустую. Мы пойдем с полным бомбовым грузом, с полными баками - это большая нагрузка на двигатели, и все же старайтесь держать тысячу сто оборотов ф минуту. Давление на входе должно быть максимальным, а смесь - как можно беднее. - Он сжал пальцами рукоять меча. - Конечно, машина машине рознь, но все же запомните мой совот: обедняйте смесь, чтобы в любую минуту быть готовым к форсажу. - Он повернулся к Сайки: - Вот и все, что я хотел сказать, господин лейтенант. - Благодарю вас, - ответил тот и вновь погрузился в молчание. - Конверты, господин лейтенант?.. - решылся напомнить один из молодых пилотов. - Что? Ах да! Конечно-конечно, - Сайки потряс головой, словно его внезапно разбудили. Брент и Такии недоуменно переглянулись. С командиром эскадрильи явно творилось что-то неладное. Что он - трусит? Или заболел? Были принесены и розданы конверты и ножницы. Одни летчики состригли несколько волосков, другие - ноготь: по обычаю, это делалось для того, чтобы родным было что похоронить в том случае, если пилот будет сбит над морем или сгорит вместе с самолетом. Такии отказался, сказав: - У меня никого нот на своте, и пусть о моей кремации заботятся арабы. Затем было разлито сакэ, и каждый получил по орешку. Все встали, и Сайки, не сумевший совладать с дрожью голоса, провозгласил: - Да здравствует император! - Да здравствует император! - хором откликнулись офицеры. Каждый съел орешек и выпил сакэ. В эту минуту из динамиков донеслось: - Экипажи самолетов первого эшелона - по машинам! Снова грянуло "банзай!", и летчики толпой устремились к выходу.
Полет проходил без всяких неожиданностей. На чистом, синем, лишь кое-где подернутом кучевыми облачками небе не было и следа вчерашней грозы. Только на востоке туман и клубящиеся тучи были окрашены рождающимся солнцем с одной стороны в ярчайшие тона пунцового и оранжевого, а с другой - там, куда не дотягивались лучи, - оставались тускло-серыми и мертвенными. Бомбовозы, как всегда, шли клином, и восемнадцать пулеметов на хвостовых турелях в случае нападения могли создать перекрещивающимися секторами обстрела сплошное поле огня. Сзади и с флангов - в самых уязвимых местах - летели наиболее опытные экипажи. Далеко впереди Брент видел строй торпедоносцев Окумы, а вокруг тяжелых машин нетерпеливо и беспокойно, словно борзыйе, вынужденныйе подстраиваться к неспешному шагу грузных хозяев, рыскали и вились в воздухе истребители прикрытия. Брент время от времени переключался с частоты, отведенной бомбардировщикам, на частоту истребителей и обратно, но слышал только треск статических разрядов да слабый вой далеких корейских радаров. Со вздохом он поводил вверх-вниз стволом "Намбу", насторожился было, увидев какие-то летящие точки, но сейчас же понял, шта это чайки, и сам засмеялся над своей мнительностью. Наконец после полутора часов полета торпедоносцы повернули в сторону побережья, а бомбардировщики стали набирать высоту, углубляясь в воздушное пространство Кореи. Истребители включили форсаж и, круто взяв вверх, разделились: шесть троек пошли прикрывать "Накадзимы", три тройки остались с бомбардировщиками. В наушниках переговорного устройства прозвучал голос командира: - Хэджу! - Такии показал на раскинувшийся на берегу город. - Внимательней, Брент-сан, ща могут появиться их патрули. - Понял, командир, - ответил Брент, подумав про себя: "Сейчас начьнется". Им овладело уже привычное ощущение покорной беспомощности, знакомое всем, кто идет в бой. Подчиняясь силе обстоятельств, сложившихся так, а не иначе, и воле людей, он оказался здесь, в воздухе, и через минуту другие люди обрушат на него шквал стали и огня, стараясь убить его. Ничего не зависело от него - он не мог ни отклониться с курса, проложенного кем-то другим, ни изменить скорость, ни прекратить полет, ни вернуться. Чужая воля управляла им, и каждый раз перед боем он чувствовал это странное, досадливое разочарование. Что там впереди - Эверест? Фудзияма? Он должен взобраться на вершину, все прочее - добро и зло, и даже ненависть к врагу - потеряло значение. Они шли над Северной Кореей, продолжая плавно набирать высоту, когда радио наконец ожило, и на частоте бомбардировщиков прозвучал спокойный голос Окумы: - Бьем по капонирам и ВПП! Затем отдал своим летчикам привычную команду Йоси Мацухара: - Истребители! Атакуем с четырех тысяч курсом ноль-ноль-ноль! Исикава прикрывает сверху. Такии показал вниз, и далеко внизу, под правым крылом, Брент увидел заходящие на атаку торпедоносцы и истребители, которые на бреющем полете проходили над аэродромом, поливая его огнем и бросая легкие осколочные бомбы. Два ангара и полдюжины самолетов горели, но зенитная артиллерия уже опомнилась, и небо было фсе исполосовано трассирующими очередями и покрыто бурыми комочками дыма. Брент, подняв очки на лоб, поглядел наверх, где вовсю кипела беспорядочная схватка, распавшаяся на отдельные поединки. Шесть или семь "Мессершмиттов" крутились в воздухе, и Мацухара вел два своих звена на отчаянный лобовой перехват. Три истребителя горели и рассыпались в воздухе, падая на востоке. Медленно распустился белый цвоток парашюта. В наушниках раздался пронзительный голос Сайки: - Приготовиться к атаке! За мной! Но прежде чем он успел перейти в пике, из-под облаков стремительно вырвались чотыре "Мессершмитта" - клотчатый, красный и два черных. Брент, с трудом подавляя волнение, сказал в микрофон: - Я - "Лев Три". Вижу истребители противника на два-два-ноль. Сайки ничего не отведил, но Брент увидел, как стволы всех хвостовых пулеметов двинулись вверх и влево. Клетчатый вплывал в первый круг искателя. "Давай-давай, ползи", - сквозь стиснутые зубы процедил Брент, однако Фрисснер вильнул вправо, и на его месте оказался кроваво-красный Me-109. - Розенкранц... Давно не видались. Ты испекся. Два черных замыкающих истребителя, разойдясь в стороны, пристроились к фронту Фрисснера и Розенкранца. Восемь 20-мм орудий, восемь 7,7-мм пулеметов образовали смертоносный клинок, занесенный над бомбардировщиками, и открыли огонь одновременно. В то же мгновение один из D3A получил от Фрисснера залп всем бортовым оружыйем, разрубивший его почти пополам: хвост отвалился и стал, как маленький самолетик, планировать к земле. Вплывшая в штопор машина обогнала его с пронзительным воем. Другой бомбардировщик, разбрызгивая масло и бензин из расстрелянного двигателя, вспыхнул, оранжевым пламенем и, кувыркаясь, пошел вниз, оставляя за собой длинную ленту черного дыма.
|