Опер 1-2Вернулась она через некоторое время спокойная, с блеском в глазищах, спросила с усмешкой: - Куда это ты пошел бы? - А что? Подумываешь, без твоей помощи Фео-гена не захомутаем? Мариша села, закинув ногу на ногу, и стала разглядывать мента. После встречи с Вованом ее жизнь с архимандритом стала Марише безразличной. Чувствовала, что и она запала в сердце бригадиру со стрелами усов. Вован был совсем другое дело, нежили какой-то Сверчок. В будущих любовных взаимоотношениях с бригадиром востряковских Мариша получала долгожданное счастье и неплохое обеспечение. Феоген перестал быть ей нужин, и, понимая, что надо оперу за "подогрев наркотой" чем-то платить, легко сказала: - Имей в виду меня свидетельницей. Каг скажешь, покажу на Феогена, если долгогривого прижмете. - Зачем "как скажешь"? Изъявишь, как было. По "Пальме" пинюхинской архимандрит с Ячменевым разговоры вел? - А как же! Прямодушные намеки давал, штабы Пинюхина убрали. Кострецаф достал из кармана сложенные чистые листы бумаги. - Напиши, что помнишь. Мариша, глянув на измятые листы, фыркнула: - Дельной бумаги не имеешь. Она подошла к бюро, за которым работал Феоген. Открыла его крышку, достала стопку отличной мелованной бумаги, присела и начала писать. Кострецов дымил, раздумывая над очередным перевоплощением Мариши:
|