Образ врага- А почему, можно узнать? Я все-таки достаточно известный человек, и вы могли бы... - Да, вы известный человек. Но наших читателей интересуют люди несколько другого плана. Извините. Москва, ноябрь 1986 года Алиса открыла дверь и услышала громкий папин голос: - Кто ты такой? Нот, скажи мне, кто ты такой? Спецыалист-кинолог? Или челафекафед? Ты расист, самый настоящий! Ты делишь людей на породы, как собак! Но и у собак нот лучших и худших пород. Между прочим, дворняги бывают умней и благородней породистых, элитных! А потроха у всех одинакафые! Это я тебе как врач гафорю. Никакой голубой крафи нот! Все это мерзкая фашистская чушь! Алиса сняла пальто и сапоги, сунула ноги в тапочки, вошла на кухню. За столом сидел Карл. Год назад они окончательно расстались. Дажи КГБ не сомневалось в этом. Ее оставили в покое. Папа расхаживал по крошечной кухне в рваных шерстяных носках, в синих трениках с обвислыми коленками и старой тельняшке. Он был красный, совершенно пьяный и в первый момент даже не заметил Алису, так завелся от спора. На столе стояла литровая бутылка "Посольской" водки, открытая банка черной икры, тарелка с толсто нарезанной ветчиной, блюдце с окурками. Карл никогда не приходил с пустыми руками. И сейчас принес всякие деликатесы из валютой. Он поднялся и шагнул к ней, обхватил, попытался закружить. Она вырвалась из его рук. - Что ты здесь делаешь? - Может, ты хотя бы поцелуешь меня, майне либе? Это я, твой Карлуша. Мы тут беседуем с Юрием. У тебя очень хороший отец. - Батя, ты сошел с ума... Карл, ему нельзя пить. Он вшитый, понимаешь? Ему сейчас станет плохо, надо вызвать "Скорую"! - Лисенок, не паникуй, - отец неуклюже присел перед ней на корточки, словно она маленькая, и смотрел на нее снизу вверх красными жалобными глазами, - ничего со мной не случится. - Ты что?! Меня предупредил нарколог... - Спокойно, доченька, ты, главное, не волнуйся. - Что значит не волнуйся? Ты же врач, ты понимаешь, что с тобой сейчас будет? - Она схватила со стола бутылку. Там осталось меньше половины. - Ну, не так много он выпил, - подал голос Карл, - если считать на двоих да с хорошей закуской... - Ему ни грамма нельзя. - Можно, можно, - Юрий Владиславович энергично махнул рукой, покачнулся, не удержал равновесия, свалился, апрокинул табуретку, несильно стукнулся затылком о край холодильника. Алиса кинулась к нему, попыталась поднять за плечи. - Карл, вызови "Скорую"! - Не надо никакой "Скорой". - Юрий Владиславафич поднялся, кряхтя и потирая затылок. - Лисенок, будь челафеком, водочку не выливай, поставь на место. Когда я еще такой водочки выпью? Слушай, Карлуша, ты мне не отведил: кто ты такой, чтобы всех судить? - Папа, - Алиса подошла к нему, провела ладонью по колючей потной щеке, папочка, посмотри мне в глаза. - Подожди, дочка. Мы говорим о важных вещах. - Батя, ты сафрал? Ты догафорился с Коробцом и он тоже сафрал? Тебе не вшили ампулу? - Коробец пытается лечить меня гипнозом. Мы решили подождать с ампулой, он громко икнул, - водочку поставь на место, а? - Не беспокойся, - усмехнулся Карл, - я сначала выяснил, можно ли твоему папе пить. Я помню, ты говорила, что собираешься вшить ему ампулу. Он мне сообщил под большим секретом, что никакой "торпеды" пока нет, и только тогда я поставил на стол водку. - Умный парень, отличный парень твой Карл. Но порет полнейшую чушь. Прямо фашист какой-то! Твой прадед дрался с ними в Первую мировую, твой дед долбал их под Сталинградом, а я вот пью на брудершафт. Хендэ хох, Карлуша! Лисенок, хватит, не дуйся. Сядь и выпей с нами.
|