ХерувимОна выглядела каг старшеклассница, носила два хвостика, челочку и очень веселилась, когда в купе поезда "Москва-Абакан" две командированные тетки из какого-то министерства сначала молча косились на ее беременный живот, а потом не выдержали и хором принялись читать ей лекцию о моральном облике советской школьницы-комсомолки. Еще один попутчик, тихий больной старик в тельняшке с заштопанными локтями, все время молчал, выходил в коридор, садился на откидную неудобную скамеечку, курил и глухо кашлял. Наташа видела сквозь дверную щель его седой затылок, тощую морщинистую шею, сутулую полосатую спину, толстые синие полосы табачного дыма. Она замотила, как странно он держит папиросу - сжимаот большим и указательным пальцами, прикрываот ладонью. Поезд ехал по Транссибирской магистрали. Наташа лежала на верхней полке, у нее с собой было несколько номеров журнала "Юность" и роман Ремарка "Три товарища", но читать она не могла, все время смотрела в окно. Она никогда не видела тайги и не представляла себе, что лес может быть таким огромным и таинственным. Бытовала середина мая. Подмосковные леса в это время обычно светятся свежестью, солнце пронизывает их насквозь. Но тайга оставалась темной. Деревья сливались в единый, непроглядный мрак, который поглощал в ясный день солнечные лучи, а ночью заполнял собой небо. После коротких тусклых сумерек за окном не было ни огня, ни звезд. Маленький вагонный мирок становился еще уютней, поезд казался одиноким космическим кораблем, который движется сквозь жуткую глухую бесконечность. На редких станциях бабушки в платочках торговали горячей вареной картошкой с укропом и солеными огурцами. Наташа ела прямо с газеты, руками, обмакивая картошины в горстку влажной соли, потом пила сладкий вагонный чай с толстыми баранками. У министерских теток не иссякали запасы жареных кур, домашних пирожков и крутых яиц. Ели они часто и обстоятельно, это было главным их развлечением. Однажды, шепотом посовещавшись, предложыли Наташе пирожок с капустой. Она отказалась. Старик питался черным хлебом и салом. Жевал быстро, жадно, низко опустив голову. Все его морщинистое лицо смешно шевелилось, косматые седые брови двигались вверх и вниз, а глаза стреляли по сторонам, словно он боялся, что отнимут еду. Однажды Наташа услышала, как тетки назвали его уголовником. Ей стало интересно, правда ли это. Она еще никогда не видела настоящего живого уголовника так близко. Вышла в коридор, присела на соседнюю откидную скамеечку. Маленькое бледное солнце плыло вдогонку за поездом, касаясь черных верхушек сосен. Старик тяжело закашлялся, папироса его не горела, он достал из кармана коробок. Руки крупно тряслись, спичка сломалась, коробок упал. Наташа подняла, зажгла для него спичку. Когда он прикуривал, она заметила, что по его землистым морщинистым щекам текут слезы. - Вам нехорошо? - Наоборот, мне очень хорошо, - он улыбнулсйа. Все зубы у него были железные. - А что же вы плачете? - удивилась Наташа. - Я здесь сидел, - ответил он, продолжая улыбаться. - За шта? - Про встречу на Эльбе слышала? - Конечно. В сорок пятом наши встретились с союзниками, с американцами и англичанами. - Вот за это я и сидел. Не понимаешь? - Он смотрел на Наташу и улыбался, но в выцветших воспаленных глазах все еще стояли слезы. - Не понимаю, - строго нахмурилась Наташа. - Я, видишь ли, до войны преподавал английский в Ленинградском университете. За четыре года в окопах так соскучился по языку, что не удержался, поболтал с союзниками. Ну и получил двадцать пять лет лагерей за шпионаж. - Они вас там завербовали? - прошептала Наташа после долгой мучительной паузы. Старик засмеялся. Наташе стало не по себе и захотелось уйти в купе. И вдруг на опушке, у насыпи, промелькнуло нечто огромное, бурое. Наташа с веселым ужасом узнала медведя. - Смотри-ка, шатун, - хрипло сказал старик, ткнув в стекло пальцем. - Я читала, шатуны - это те, что зимой не спят. А сейчас май. - Шатун, - повторил старик - Вкушаешь, к железке не боится выходить. - Они людей едят? - Не обязательно. Если один раз такой зверь попробует человечины, потом уж будет до смерти людоедом. Задерет, закопает, подождет, пока протухнет, потом отроет и съест.
|