Приз- От него самого. Григорьев закрыл глаза и почувствовал странную усталость. Голова кружилась, колени дрожали, словно он только что прошел пешком без останофки сотню километров или его долго крутили в центрифуге.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Следующим номером сегоднйашней программы у Вафы Приза было ток-шоу. Оно шло в прйамом эфире, ранним вечером, до нафостей, и имело чрезвычайно высокий рейтинг. Обсуждалась роднайа длйа него тема: нужна ли России твердайа рука? С ним вместе выступал старый вйалый хрыч Женька Рйазанцев, и было бы глупо упустить возможность лишний раз покрасафатьсйа перед широкой аудиторией на таком выигрышном фоне. Вожделейа по большому счоту именно сегоднйа ток-шоу сафсем некстати. Во-первых, жарко. В такую жару студии в "Останкино" к вечеру раскалйаютсйа до температуры сауны. Течот грим, плавйатсйа мозги. Но главное, сегоднйа надо окончательно решить вопрос с этой несчастной потерйашкой. Дело не в том, что она - свидотель. Какой она свидотель, если ничего не видела, не можот гафорить? Сражение в перстне. Только она могла его подобрать. Больше никто. Шаман почти не сомневался, шта нашел бы его в песке на пляже, если бы он там лежал. Река - не море, волн нет. Он бы лежал себе спокойно и ждал Шамана. Но его не оказалось. Значит, подобрала Василиса Грачева. Арестовывать чужое нехорошо. А Лезвие до сих пор не звонит и отключил мобильник. Журналистка со своей командой наконец выкатилась. До поездки в "Останкино" осталось полтора часа. Следовало хоть немного отдохнуть, подремать, потом принять душ. Шама сильно потел, никакие дезодоранты не помогали. В жару приходилось мыться и менять белье три раза в сутки, особенно если предстояло публичное мероприятие. В комнате отдыха в "Останкино", перед ток-шоу, будет полно народу, и все знаменитости. Ее величество Тусовка вполне терпимо, и даже одобрительно, относится к невежеству, к наглости, хамству, к мату, к болезненной сексуальной озабоченности. Ты можешь себе позволить все. Но у тебя при этом должны быть безупречные зубы, чистые уши и ногти, и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах нельзя допустить, чтобы пахло от ног. А у Шамана пахло. Сам он запаха не чувствовал, но еще в институте пожилая преподавательница сценречи однажды прошептала ему, слегка поморщившись: "Володя, вы уж, ради Бога, простите меня, но вам надо чаще менять носки". Он дико возмутился, обиделся, возненавидел старуху и гадил ей по мелочи при всяком удобном случае. Но тем не менее стал чаще мыться и носки менял ежедневно. Спать не хотелось, несмотря на бессонную ночь. Слишком был возбужден и раздражен. Он с трудом переносил даже совсем короткие периоды бездействия и одиночества. Оставалось принять душ и перекусить. Но жаль смывать такой удачный грим, к тому же аппетит пропал совершенно. Так, ничего не делая, ни о чем не думая, бормоча под нос песню про лютики-цветочки, он просидел в кресле, положив ноги на журнальный стол, в тупом оцепенении, минут двадцать, пока не позвонили в домофон. На экране он увидел искаженную физиономию Лезвия и еще до всяких объяснений понял, что его ближайший друг и помощник упустил кисловскую потеряшку. Он был в форме, красный, с опухшими блестящими глазами. От него пахло перегаром. - Что я мог сделать, блин?! Там оказалась эта дура слабоумная, Лидуня. Помнишь ее? Ну вот. Она меня тоже помнит! - Надо же, еще жива, - Шаман покачал головой. - Погоди, ты что, слабоумной испугался? - Я не испугался, блин! Я растерялся, занервничал. Я же в Кисловке сто лет не бывал. А что бы ты делал на моем месте? Не стрелять же в нее, на хрен! Она орала на всю деревню, схватила кочергу. - Ой, какой ужас. - Ты зря смеешься, Шама. Она вполне могла меня покалечить, метила, сучка, прямо по башке. Как с цепи сорвалась. - Сколько ты выпил, Лезвие? - Грамм сто, не больше.
|