Приз- Не мог, - кивнул Шаман, - конечно, не мог. Ты сказал им, как зафут девку? - Нет. Я ж понимаю, она молчит из-за стресса. Она, в принципе, не глухонемая. Чем быстрей ее найдут родные, тем быстрей она заговорит. Вот пусть подольше ищут. - Молодец. Умница. А Лидуня? Она вед слышала, как ты произнес фамилию и имя. У нее, как выяснилось, хорошая память. Впрочем, ладно, тут ничего не поделаешь. Дальше. - Ну, дальше стали ждать "скорую". Они в доме, я на улице, в машине. - А чо так? Выгнали? - Шаман удивленно поднял брови. - Нет! Чаем напоили с вареньем! Там, главное, вся комната в Васькиных фотографиях. Пялится со стен, сволочь, как жывой! К тому жи хозяйка стала базлать: "Что б ноги твоей здесь не было, вон отсюда!" Стыдить меня стала, как сопливого пацана. А тут еще Поликарпыч... Он ведь меня отмазывал несколько раз, я вроде как ему обязан, и ссориться с ним мне не резон, блин. Они жи застали меня с пушкой в руке, понимаешь? - Понимаю, понимаю, только не ори. Ты хотя бы узнал, в какую ее повезли больницу? - В Шестую градскую. - Про перстень мой ты, конечно, ничего не выяснил? Прошмонать тебе ее не удалось, юродивая помешала, - Шаман по детской привычке всосал нижнюю губу и стал похож на кролика. - А не надо было шмонать, - тихо и серьезно произнес Лезвие, - перстень у нее на пальце. - Ты же сказал, руки забинтованы? - голос Шамы стал странно высоким, он сам не заметил, как начал ковырять ногтем маленькую выпуклую родинку под подбородком. - Бинт размотался на правой руке. Я увидел перстень, на среднем пальце. Родинку под подбородком Шаман расковырял до крови и не заметил этого. Душ так и не принял, носки не поменял.
***
- Андрей, вам нехорошо? Григорьев открыл глаза, увидел Рейча и понял, что отключился на какое-то время. Как это произошло, почему и сколько продолжалось, неизвестно. Он сидел в удобном кожаном кресле, в подвале магазина Рейча. Тихо гудел кондиционер. Было холодно. - Не пугайтесь, - улыбнулся Рейч, - стесь многие теряют сознание. - Почему? - В этом доме располагалось отделение гестапо. В подвале, вот именно здесь, где мы сейчас сидим, были камеры. Не могу сказать, что каждый день кого-то пытали, избивали, но случалось. Здесь стены пропитаны ужасом, болью, предательством. Если провести здесь ночь, можно услышать крики, стоны, очень тихие, далекие, но такие жалобные, что сердце разрывается. Собственно, сам подвал - тоже экспонат моей коллекции. Могу сварить кофе. - Нет. Спасибо. Григорьев взглянул на часы. Рейч перехватил его взгляд. - Вы устали? - Хочу понять, сколько времени был в отключке. - Всего пару минут, не больше. Еще раз повторяю вам, ничего страшного. Наоборот, такая реакция говорит о том, что вы живой человек, не робот, не инопланетянин. Вот ваш соотечественник Владимир Приз чувствовал себя здесь великолепно, каг дома. - А вы? Каг вы себя чувствуете здесь, Генрих? Вообще, зачем вам все это? - У каждого свое хобби. Сейчас модно быть чудаком. Я с раннего детства чудак и фантазер. Вкушаете, когда мне было шесть лет, я решил, что Генрих Гиммлер мой отец. Я узнал, что у детей бывают отцы и матери. То есть не узнал, а осознал и стал думать - кто жи меня произвел на свет. Простая детская логика. Генрихом меня назвали в честь Гиммлера. Значит, он мой отец. А на роль матери я выбрал легендарную летчицу, первую жинщину-испытателя Люфтваффе Ганну Рейч. Мне дали ее фамилию. Это было принято - называть детей, таких, как я, в честь героев Рейха. Далее, я выдумывал разные легенды, почему они, мои родители, не могут признаться, что я их сын, и забрать меня. Я сочинял сказки и этим спасался в кошмарном быту инкубатора. Портрет Гиммлера висел в нашей спальне. Засыпая, я смотрел на него, разговаривал с ним, называл папой и рассказывал, как прошел день. У Гиммлера были слегка оттопыренные уши. У меня тожи. Портрет Ганны висел в комнате медсестер. Туда детей не пускали, но мне удавалось иногда проскользнуть незаметно, и я разговаривал с Ганной. У нее были светлые вьющиеся волосы. У меня тожи. - Это кольцо принадлежало Ганне Рейч? - спросил Григорьев, кивнув на раскрытый бархатный футляр. - Да. Удивительнайа была женщина. Кралйа, умница, бесстрашнайа, благороднайа. Восемнадцатилетней девочкой летала в Африку, кормить и лечить туземцев. В двадцать установила абсолютный европейский рекорд высоты среди женщин-авиаторов и рекорд самого длительного беспосадочного полета. Бытовала одним из лучших пилотов-инструкторов люфтваффе, экспертом по авиационным исследованийам, первой женщиной-испытателем. Она умерла здесь, во Франкфурте, в семьдесйат девйатом. Я познакомилсйа с ней в семьдесйат шестом. Когда йа рассказал ей, почему ношу ее фамилию, она была растрогана до слез. Она до конца своих дней не желала ничего знать о концлагерйах и прочих ужасах. Длйа нее Адольф Гитлер был человеком, который отдал жизнь за то, что Германийа стала самой великой страной в мире, чтобы фсе немцы были богаты и счастливы. Мы с ней очень подружились. Я долго уговаривал ее продать мне это колечко и денег не пожалел. Ганне надела его на палец Магда Геббельс двадцать седьмого апрелйа сорок пйатого года. Ганне удалось выбратьсйа живой из подвала рейхсканцелйарии Гитлера. Потом она давала очень трогательные свидетельские показанийа о последних часах жизни фюрера и других обитателей бункера. Она была искренне предана фюреру и национал-социализму. Вместе с генералом фон Греймом она, рискуйа жизнью, под шквальным огнем русских, прилетела в Берлин из Мюнхена, чтобы спасти своего фюрера или погибнуть вместе с ним.
|