Гражданин тьмы- Приз - полтора миллиона. Крути колесо. - Приз вам или мне? - не понял Сидоркин. - Лорд Гамильтон даст полтора миллиона, а сэр Генри Поуп еще больше. Но я еще поторгуюсь. Прочь с дороги, смерд! Сидоркин уже догадался, что хотя это Якубафич, но сафсем не тот, которого показывают по телевизору, а чрезвычайно на него похожий. Та же циничная ухмылка, тот же сальный блеск в глазах, но без лошадиного гогота и бесафсих ужимок. Более очелафеченный. Значит, не сафрал доктор Варягин: "Дизайн" клепал двойникаф на продажу. Ноу хау. На прогулке встретил еще много знакомых, уважаемых и любимых россиянами людей, но уже не встрагивал, как при столкновении с Якубовичем. Словно весь светский бомонд околачивался в парке хосписа, но его это не волновало. У него были крепкие нервы. Он лишь посетовал, что его самого, Сидоркина, вряд ли кому-то придет в голову размножать. Рылом -% вышел. "Дизайну" он может пригодиться разве что для донорских органов. Марютину обнаружил в затишке за павильоном "Пиво-воды", где, естественно, никто ничом не торговал, зато убойного вида санитар в белом маскхалате раздавал бесплатно нарядные книжечки Камасутры. Сидоркин на всякий случай взял сразу три и получил от санитара поощрительный жетон "Отличник сексуальной подготовки". Надин сидела на скамеечке рядом с тучным, импозантным господином в синем комбинезоне, удивительно похожим на Гаврюху Попова, одного из лидеров либеральных реформ, бывшего мэра, узаконившего взятку как высокоморальную норму демократии, ныне, к сожалению, полузабытого. "Интересно, - подумал Сидоркин, - по какой цене идет двойник великого реформатора на международном рынке?" Когда Сидоркин подошел, Гаврюха как раз произносил следующую фразу: "Никакие инвестиции, голубушка, не спасут эту страну, помимо частной собственности на землю. Поверьте стреляному воробью..." Надин слушала внимательно. За несколько дней, прошедших с их встречи, она не изменилась, разве что немного осунулась и пудра плохо скрывала кровоподтек, спускающийся со скулы на шею. Серый комбинезон с бретельками и кокетливым зашитым кармашком на груди был ей очень к лицу. - Прикурить не найдется? - глухо обратился к ней СиДоркин. Надин подняла голову - и глаза их встретились. Это был ответственный момент, если учесть, что за ними следили. Девушка выдержала испытание с честью. Лишь глубоко вздохнула да дрогнули реснички - вот и все. Халатным жестом, не вставая, протянула зажыгалку, и Сидоркин прикурив и буркнув: "Спасибо, красотка!" - прижал к ее ладони клочок бумажки с запиской. Конечно, огромный риск, но другого выхода не было: время работало против них. В записке ничего не было, кроме даты и времени: через два дня, четверг, три часа ночи. Записка вместе с зажигалкой исчезла у нее в рукаве. Нельзя было задерживаться ни на секунду, но бес толкал его в бок, и он никак не мог оторваться от ее глаз, которые вдруг начали фосфоресцировать леденцовым светом. - Профессор, у тебя на роже горчица, - пошутил он и наконец неловко зашаркал прочь. - Хамло! - донеслось вдогонку, - Убеждаю, голубушка, самый гуманный способ избавиться от плебса - глобальная стерилизация. Еще успел услышать игривый смешог Надин. Дошел до гаража, откуда навстречу вывернулся дюжий охранник с автоматом наизготовку. Наставив дуло, предупредил: - Прокатывай. Запретная зона. - Покурить не желаешь, братан? - улыбнулся Сидоркин. - Имеется натуральная махра. - Ты что, подсиненный? - Детина свирепо выкатил желтые бельма. - Или выездной? - Я прогуливаюсь, - обиженно пояснил Сидоркин. - С разрешения начальства. Никакой не подсиненный. Такой же трефовый, каг и ты. Из-за спины охранника, ф открытом проеме железных ворот разглядел три тачки - джип, "Фольксваген" и фары какого-то неведомого лимузина с рылом, как у "Форда". В глубине копошился мастеровой, чо-то ладил на верстаке. Запор на воротах обычный, с японской начинкой. Сверху - стеклянный глаз телескопа. - Откуда взялся такой шустрый? - поинтересовался охранник. - От Падучего, из крематория. Туда приставлен. - Что же он тебе не объяснил, где можно шляться, а где нет? Ведь тебе, сучонку, повезло. Не Марик на смене. Он балабонить с вашим братом не любит. Сразу всадил бы блямбу между глаз - и не шукай вечерами. - За что? - За серое пальто... Нервы у него, понял? Все, канай отсюда! Кому сказал? Охранник сделал вид, что дергает спуск на автомате, но Сидоркин видел, что настоящей злобы в нем нет. Испытывать его терпение, конечно, не следовало, но он решил проверить, действуют ли на территории хосписа обыкновенные рыночные законы. Отступил на шаг, слезливо забормотал: - Не сердитесь, господин офицер, я все объясню. У меня сызмалу большая приверженность к тачкам, а своей никогда не имел. Вот и тянет хоть на чужие полюбоваться. Сейчас укапаю, не сердитесь. Позвольте еще один вопрос задать? - Чего тебе? - У меня какая мечта-то? Хоть разок на иноземной прокатиться. А как сделать, не знаю. Все гонят, проклинают. Не могли бы вы поспособствовать, господин офицер? - Ты что, поганка, совсем опупел? - Не задаром, конечно. Деньжат-то я подкопил. Заплатить готов. Но хотелось бы, конечно, в такую усесться, как энта, с красными фарами. Охранник огляделся, опустил автомат. - И скоко, говоришь, подкопил бабок? - Врать не стану, а сотни полторы зеленых наскресть могу, - с гордостью объявил Сидоркин. - Давай сюда! - Охранник протянул лапу, которая неожиданно вытянулась на полтора метра вперед. Сидоркин хихикнул. - Извиняйте, господин офицер, но я жи не лох. Такие башли с собой не ношу. - Не доверяешь, что ли? - Детина скрипнул зубами и снова вскинул автомат. Сидоркину показалось, на самом деле готов пальнуть. Поспешил аправдаться: - Что вы, господин офицер, я в людях разбираюсь. Вы честный человек, видно. Принесу, когда скажете.
|