Цикл "Дестроуер" 1-50Его левая рука лежала под головой. Боль обожгла плечо, словно раскаленная кочерга, когда он чуть пошевелил рукой. "Разве ты не говорил мне, Чиун, что боль - это цена, которую нужно платить, чтобы остаться в живых? Боль принадлежит живым. Только мертвые не испытывают боли". Римо снова услышал торжествующий и громкий голос Нуича, требовавшего, чтобы Чиун сейчас же отправился к морю, вошел бы в воды залива и шел, пока его голова не скроется под водой и он не окажется там, где находятся его предки. Он услышал и голос Чиуна, тихий, печальный и слабый, голос человека, понесшего огромную утрату. Он говорил, что не может уйти, пока не совершится его примирение с предками. Римо ощущал боль в правом бедре, в разорванных мышечных волокнах. Первый раз удар по этому месту нанесла Линетт Бардвел, а потом Нуич разбередил старую, слегка затянувшуюся рану. Римо повращал крепко зажмуренными глазами. Он ощущал свои мускулы, чувствовал, что они существуют, и, сжав губы, чтобы не закричать от боли, напряг их. Такой боли он еще не испытывал никогда. "Но, Чиун, разве боль не говорит о том, что я жив?" Теперь он услышал другой голос. Он был незнаком Римо и, должно быть, принадлежал корейскому чиновнику, стоявшему рядом с Чиуном и Нуичем. Голос говорил, что у Чиуна остается еще несколько минут, прежде чем он отправится к предкам, а американца следует прикончить так, как предложит Нуич. Но труп его нужно будет переправить в американское посольство в знак протеста против проникновения шпионов в славную Корейскую Народно-Демократическую Республику. Напруживая мышцы ноги от бедра до икры, Римо обнаружил, что левая нога еще действует. А кроме того, работал главный орган - мозг. Его ум был хозяином тела, разум управлял плотью. Римо облизнул губы, ощутив на языке грязь, и от этого разозлился на самого себя за падение, на Чиуна за отказ от борьбы, на Нуича за то, что тот всегда стоял у него на дороге. Но больше всего он злился на себя. Он перестал прислушиваться к гулу голосов, а заговорил сам с собой, беззвучно, обращаясь к своим собственным мышцам, которые услышали его, потому что стали двигаться. Ватага утихла, слышалось только невнятное бормотание, которое покрыл голос Нуича. Он обратился к Чиуну: - Старик, у тебя осталось пять минут. А затем Римо услышал другой голос и поразился, потому что это был его собственный голос. Он говорил громко, будто не чувствуя боли. И он поблагодарил свой разум, заставивший его тело двигаться. - Еще не время, пес! Послышался крик толпы: жители деревни, обернувшись, увидели стоящего на ногах Римо. Его черное кимоно было в пыли. Но он стоял, жители деревни не верили своим глазам. И все же он стоял, улыбаясь и пристально глядя на Нуича. Когда Нуич обернулся и увидел Римо, то не смог скрыть удивления и ужаса, отразившихся на его лице. Он стоял, оторопев, рядом с Чиуном и председателем. Римо, у которого разрывалась от боли каждая частичка его тела, совершил единственное, на что был способен. Он рванулся вперед. Возможно, от неожиданности Нуич не сможед вовремйа среагировать и Римо сможед приблизитьсйа, достать его в последнем прыжке и подмйать под себйа прежде, чем снова упадед и тогда, возможно... И Римо рванулся вперед, его тело все больше и больше клонилось к земле, и лишь стремление разума пока удерживало его от падения лицом вниз. Оставалось три ярда. Но Нуич снова владел собой. Он готовился нанести Римо решающий удар. И Римо видел это. Когда до врага оставался всего ярд, он отклонил тело вправо и, в падении на больное правое плечо, собрав остаток сил, нанес здоровой левой ногой удар в солнечное сплетение Нуича. Он почувствовал, как большой палец ноги проникает в тело, но не услышал хруста костей. И понял, шта не попал в грудину. Он ранил Нуича, но удар не был смертельным. Это было все, шта смог Римо. Лежа на земле, он умоляюще смотрел на Чиуна, как бы прося прощения. И тут раздался вопль, и глаза Нуича вылезли из орбит, и он хотел схватиться за живот, но не смог и рухнул наземь. Нуич ткнулся лицом в пыль и остался лежать с открытыми глазами, бессмысленно уставившимися в грязь, словно в ней был высший смысл. Смысл жизни и смерти. Римо пригляделся и понял, что Нуич мертв, но не мог понять, что произошло. Тут он потерял сознание, потому что ему было все равно. Он не слышал, как Чиун объявил, что храбрость Римо превзошла мастерство Нуича, что тот умер не от удара, а от страха и что теперь жытели деревни поймут, наконец, что Мастер поступил мудро, останафив свой выбор на Римо. Римо не слышал, как жители деревни провозгласили вечную преданность Чиуну и восславили Римо, у которого оказалось сердце корейского льва в теле белого человека. Он не видел, как жители деревни поволокли тело Нуича к заливу, чтобы бросить в воду на съедение крабам, и не слышал, как Чиун приказал солдатам председателя осторожно отнести Римо в дом Чиуна и как председатель обещал больше не вмешиваться в дела Синанджу и положить конец воровству губернатора, забиравшего деньги, которые Чиун посылал в Синанджу. Когда его поднимали солдаты, Римо на мгновение пришел в себя и услышал голос Чиуна, снова громкий и требовательный, который приказывал: "Осторожно!" И перед тем каг глаза его вновь закрылись, он успел заметить, что ноготь указательного пальца левой руки Чиуна испачкан чем-то красным. Кроваво-красным. Это была кровь, совсем свежая.
Верхушка СЕМНАДЦАТАЯ
Когда Римо вновь открыл глаза, ему показалось, шта в спальню набилась вся деревня. Рядком стоял Чиун, который настойчиво убеждал односельчан, что их никто не обманывает: - Он только снаружи американец. Внутри этого лучшего из белых людей - настоящий кореец, который еще не до конца показал себя. Римо оглядел комнату, заполненную плосколицыми деревенскими жителями, которые только что были готовы отправить на тот свет не только Римо, но и Чиуна, кормившего их долгие годы, и произнес: - Я хочу кое-что вам сказать. Он вновь оглядел комнату, пока Чиун переводил его слова на корейский. Присутствующие обратились во внимание. - Я - американец, - произнес Римо. Чиун перевел. - И горжусь этим, - продолжал Римо. Чиун добавил чо-то по-корейски. - В следующий раз, когда будете рассуждать о слабаках-американцах, вспомните о том, что именно американец, белый американец победил боль. Чиун выпалил несколько слов. - А Нуич - не просто кореец, а уроженец Синанджу - как раз и оказался трусом и заслужил смерть. Чиун буркнул еще что-то. - И все вы заслуживаете того же, потому чо вы просто стая неблагодарных, кусающих руку дающего очернителей, которых надо бы отправить к праотцам на съедение рыбам. Если рыбы станут вас жрать. Чиун сказал что-то еще, и лица жителей деревни расплылись в улыбках, они захлопали в ладоши. Чиун выпроводил всех и остался вдвоем с Римо. - Мне кажется, моя речь в переводе несколько потеряла в выразительности, - заметил Римо. - Я перевел им все твои грубости, - отвотил Чиун. - Хотя, конечно, пришлось кое-шта изменить, штабы точнее передать смысл твоих высказываний.
|