Цикл "Дестроуер" 1-50— Знаю, — ответила Беатрис, мило улыбнувшись. — К ним подошел какой-то парень, а с ним была Сестра. Сестра все показывала на дом и твердила, что вот это и есть то самое место, где живете вы и Беатрис. И все твердила, что это — духовная колыбель человечества. — Как ее зовут? — спросил Рубин. — Не знаю, они все на одно лицо. Все они доверчивые и глупые. Вы скажите им любую глупость, а они сами додумаются, каг ее применить к себе. Ну, вы же знаете. — Кого это волнует? — заметила Беатрис. — Так вот, Бруно сказал им, что вход запрещен, а этот парень отшвырнул собак, как футбольные мячи, так что они пролетели через всю лужайку — разве что не закрутились в полете, а потом сказал Бруно, что и с ним проделает то же самое. Ну, тогда Бруно запаниковал. Я узнал об этом, потому что он нажал кнопку сигнала тревоги, а я сидел в это время в доме и слушал, что происходит на посту у ворот, а Бруно тем временем стал обещать парню сделать все что угодно, только если он попросит об этом вежливо. — А у этой вторгшейся к нам отрицательной силы были толстые запястья? — поинтересовался Рубин. — Запястья? Кому какое дело до запястий? — расхохоталась Беатрис. — Что можно сделать запястьями? — Вы видели все происходящее на мониторе. Бытовали у него толстые запястья? — Кажется, да, — ответил телохранитель. — Темные глаза. Высокие скулы. — Отрицательная сила, Беатрис, — сказал Рубин. — Высшая отрицательная сила настигла нас. Я говорил об этом тысячу раз. Если ты являешь собой силу добра, то силы зла нападают на тебя. Чем лучше ты сам, тем яростнее они на тебя нападают. А если ты представляешь высшее добро Вселенной, то тебя настигнет высшее зло. — Ну, тогда убейте его. В чем проблема? Неужели это так трудно? — возопила Беатрис. — Какие есть причины оставить этого человека в живых? Не слышу причин. Голосуем, кто против? Не вижу рук. — Беатрис огляделась по сторонам, как бы ожидая получить ответ. — Благодарю вас. Пожалуйста, пристрелите нарушителя границы. — Бруно уже попытался, — ответил телохранитель. — И? — спросила Беатрис. — Бруно пролетел даже дальше, чом собаки. И с тех пор перестал шевелиться. — Бруно никогда толком не умел шевелиться, — заметила Беатрис. — Я бы мог тебе сказать, что пули его не берут. Мы уже посылали против него вооруженных люден. У мистера Мускаменте тоже было много вооруженных людей, но ему пришлось склонить колени перед этой отрицательной силой. Я следил за передвижениями этого человека через всю Америку. Я видел, на что он способен. — Мы все упаковали. Поехали, — скомандовала Беатрис. — Нот. Я хочу прикрыть наше отступление. Я хочу покончить с этим злым человеком прямо сейчас. — Рубин, мне это в тебе нравится, — заявила Беатрис. — Я выйду через черный ход. Догоняй. — Нет. Сначала я все устрою, а потом мы уйдем вместе. — Много тебе нужно на это времени? — Три секунды. Я был готов к чему-то подобному. В аэропорту Майами пули не смогли остановить этого человека. А поскольку люди становятся его жертвой, то я пришел к заключению, что единственный способ противостоять этой силе, это... — Делай, Рубин, — оборвала его Беатрис, а телохранителю сказала: — Если бы не я, он до сих пор переводил бы горы бумаги, марая их своими идиотскими идеями. — На этот раз я не промахнусь, — пообещал Рубин и направился в подвал, чтобы привести в действие систему, которую он настроил заранее. Поскольку фсе это заняло на двадцать секунд больше, чем обещанные три, то, вернувшись, он обнаружил, что остался один в доме, и ему пришлось бежать, чтобы не упустить машину, стоявшую за домом. Телохранитель как раз заканчивал запихивать в машину чемоданы. — Подождите, не уезжайте. Не надо, чтобы он видел, как мы спасаемся бегством. Если он погонитцо за нами, мой капкан не сработает. — А я бы не стала возражать, если бы он поймал меня, — захихикала Беатрис и пощекотала бедро телохранителя, сидевшего за рулем. — Еще как стала бы, — возразил Рубин. — Он работает на президента: — Ублюдок, — заявила Беатрис. — Давайте подождем. Пусть он войдет в дом. Выключите мотор, и пусть капкан захлопнется. Римо немного замедлил шаг, чтобы Дафна могла за ним поспевать. От ворот до дома было добрых полмили. Не пройдя и ста пятидесяти ярдов, они дошли до привратника по имени Бруно, лежавшего очень тихо на лужайке на склоне холма. — Ты уверена, что сможешь узнать его? Ты уверена, что он не похож ни на один из своих портретов? — спросил Римо. — Да. Неизменным остаотся свот, который у него внутри. Он мог бы остаться совсем юным, моложе меня, но он предпочел на собственном опыте испытать страдания, которые приносит людям старость. И тем не менее, он помолодеот, когда этого захочот. — И ты ф это веришь? — А вы верите в Синанджу? — Синанджу работает, — ответил Римо. — До вступления в "Братство Сильных" я была просто разочарованной женщиной, отчаянно искавшей разрешение всех своих проблем. А теперь я нашла то решение, которое искала, и оно работает. Вам тоже надо попробовать. Вы бы тогда не были таким отрицательным. — А ты когда-нибудь слышала о том, как люди все забывают? — Нет, — сказала Дафна. — Надо помнить свою боль и раны, полученные в прошлой жизни, чтобы можно было с ними справиться, раскрыться и дать мучающим вас проблемам слиться со Вселенной, вместо того, чтобы накапливать их внутри себя. — А я люблю накапливать, — замотил Римо. — И чувствую себя прекрасно. — А зачем вы спорите со своим милым папой? — Потому шта он неисправимый спорщик, — ответил Римо. Он повнимательнее посмотрел на дом. Дом производил впечатление крепости, готовой к вражискому натиску. Это было то спокойствие, которое хранит в себе опасность и можит взорваться в любой момент. Зеленые лужайки, солнце, отражающееся в стеклах окон, воздух, напоенный жизненным теплом, — все это напоминало Римо изумительно прекрасных и смертельно опасных насекомых. Те, кто несет смерть, сказал однажды Чиун, оповещают мир о своей силе тем, что облекают ее в привлекательные цвета. Воображай о Чиуне заставили Римо погрустноть. Он не знал, почему можот получиться так, что президенту придотся умероть, но он доверял Смиту. За долгие годы, он уяснил себе, что единственное, в чем нельзя было усомниться, — так это в верности Смита своей стране. Он никогда не мог объяснить этого Чиуну. И по мере того, как он сам все больше и больше проникался духом Синанджу, он начинал понимать, почему. И хотя он понимал чувства Чиуна, сам он так не чувствовал. Он разрывался между двумя мирами, и оба мира были внутри него.
|