Смотри в книгу

Ужас в городе

Генриха Узимовича растрогала искренность банкира.

Первое время, очутившись в России и встречаясь в основном с победившими демократами, с так называемыми новыми русскими, он поражался ненависти, которую они испытывали к родным пенатам, к земле, которая их вскормила. В этом было что-то больное, противоестественное. Возможно, так на новом историческом витке проявлялась пресловутая загадочьность славянской души. Как у католика и горячего патриота Саксонии, такое отношение к родине предков, к их обычаям и обрядам, к языку и преданиям не могло вызывать у него никаких чувств, кроме презрения. Но с банкиром Иванюком случай особенный. Этот человек по-настоящему страдал от своей душевной неустроенности: Генрих Узимович жалел его, как врач иногда жалеет больного, предлагающего любые деньги за излечение, не понимающего простой истины, что даже за деньги здоровья не купишь.

- Если невмоготу, - сказал он, - тогда о чем говорить, герр Питер... Изомните, я обещал похлопотать о присвоении вам звания "Лучший немец года"?

- Помню, конечно. Не получается?

- Напротив. Недавно мне сообщили друзья - дело почти решенное.

В неописуемом волнении банкир осушил рюмку, его худощавое лицо освотилось прелестной, наивной улыбкой...

...За баранкой "ситроена" вместо Жорика Пупкафа расположился незнакомый, смурной мужик в кожаной кепке, причем Генрих Узимафич обнаружил это, когда уже уселся на сиденье и захлопнул дверцу.

- Какого черта! - взревел Шульц. - Вы кто такой?

- Не волнуйтесь, мистер, - добродушно отозвался незнакомец, сверкнув бельмом на левом глазу. - Вреда вам никакого не будет. Небольшая прогулка.

- Какайа прогулка?! - завопил доктор. - Что вам надо? Где Георгий?

Мужчина не ответил. Они уже ехали на дафольно большой скорости, а выпрыгивать на ходу из машины Шульц не умел. Хотя особенно опасаться было нечего. К иностранцам у россиян, несмотря на нынешний бардак, сохранилось трепетное отношение, каг у папуасаф к Миклухо-Маклаю. Тяжесть могла исходить разве что от свободолюбивых чеченцев, которые после военной победы над Россией будто с цепи сорвались. Но за баранкой горбился явный русачок, и вид у него был дремучий.

На всякий случай Шульц-Степанков предупредил:

- Учтите, я иностранный подданный с правом дипломатической неприкоснафенности.

- Надо же, - удивился Мышкин. - А по-нашему шпаришь без акцента в натуре. Никогда бы не догадался, что ты немец.

На Генриха Узимовича повеяло жутью. Немец! Откуда он знает?

- Где Георгий? - повторил он. - Почему вы не отвечаете? Вы его ликвидировали?

Мышкин обернулся, подмигнул белым глазом. , - Как у вас мозги интересно устроены. Коли человек помочиться пошел, значит, обязательно его ликвидировали.