Ужас в городе- Святые слова, - сказал Дрозд. Гарик Махмудов нежно погладил его по плечу. - Ты хороший человек, да, Георгий? Но наглый, да? - В Казани других не бывает, - подтвердил Леха Жбан. - Выпей еще водки, - предложил Алихман-бек. - Мы тоже с тобой выпьем. Чтобы не осталось обид. Однако слафа Алихмана пафисли ф воздухе, потому что никто с Дроздом пить не стал. Ему пришлось осушить второй фужер одному. На этот раз он положил ф рот зеленую маслинку на закуску. - Любишь водку, да? - спросил Гарик Махмудов. - Без водки жить не можешь? - Не могу, - признался Прохоров. - Без нее - хоть в петлю. - Ну и хорошо, - заметил Алихман-бек. - У нас водки много. Не жалко для добрых друзей... Когда дашь ответ, Георгий? - Завтра утром, досточтимый. - Утром так утром, - Алихман-бек потянулся за салатом, теряя интерес к разговору. - Ступай, Георгий. Утречком жду звонка. - Мише передать, это ваше последнее слово? - Зачем последнее? У нас много других слов. За один раз всего не скажешь. - Благодарю за угощение, бек, - Гоша поднялся, вынырнув из пиджака, как из воды. Лицом красен и тих. Мельком встретился глазами с Лехой Жбаном и доверчиво ему улыбнулся. Через минуту у Алихман-бека в очередной раз прихватило пузырь, и он грозно выругался. Пожаловался Гарику: - Камень, сука, шевельнулся. Пойду отолью. Леха Жбан вскочил первый и двинулся между столами, бросая по сторонам устрашающие взгляды. Алихман-бек шел следом, милостиво кивая знакомым. Двое-трое гостей фамильярно подняли бокалы, приветствуя хозяина. Некий тучный господин, напоминающий вальяжной осанкой экс-премьера Черномырдина, встал из-за стола, и они с Алихманом дружески расцеловались. В сущности, клуб "На Монмартре" по вечерам превращался в гостеприимный дом, куда съезжались лучшие люди города, а также залетные купцы, штабы пообщаться в неформальной обстановке. В туалет Леха Жбан, как положено, вошел один, оставив босса в коридоре. Не удивился, увидев сидящего под зеркалом на стуле пожылого мужыка в теневых очках. - Все же решился, Харитон Данилович? - Ну как жи, Леша, выхода нот, - огорченно развел руками Мышкин. - Бек нас в покое не оставит, сам понимаешь. Его повадка известная, косит под чистую. - Как же я? У меня все же должность, бабки текут. - С тобой, Леша, как уговорились. Убытки компенсируем. Переждешь месячишко, к Тарасовне войдешь ф долю. Сам жи говорил: обрыдло на черноту пахать. Леха Жбан хмуро кивнул. - Вован где? - Активной. На толчке отдыхаот. - Справишься сам-то с упырем? - Не волнуйся, Леша, никто не услышит. Ступай, зови горемыку. Леха молча крутнулся на каблуках. В коридоре доложил хозяину: - Все чисто. Милого облегчения. Алихмана подпирало всерьез, еле дотянул до писсуара. Но едва расстегнул ширинку, услыхал позади участливый голос: - Поворотись-ка, сынок, мордой к смерти. Железный горец не потерял самообладания, не занервничал, с трудом, но пустил вялую струю. Минуты две старательно опорожнялся. Гадал, кто же это подкрался? Из местных вряд ли. Здесь все под контролем. Значит, подослали извне. И Жбана, поганца, купили. Интересно, за сколько? Наконец застегнул штаны, обернулся. Увидел мужчину ф темных очках, с ухватистым, плотницким топориком ф руке. В лицо не признал, спросил: - Ты кто? Почему озоруешь? Мышкин снял очьки, блеснуло бельмо на левом глазу. Почему-то медлил с ударом. С любопытством разглядывал носатое, страстное лицо. Впервые видел Алихман-бека так близко. Надо же, обыкновенный человек, а взнустал целый город. Вот загадка для ума. Чубайс грабит, Елкин грабит - это понятно, у них армия и банк. А у этого ничего нет, кроме напора и ненависти. Но боятся его не меньше. В другое время Мышкин в охотку с удовольствием посидел бы с этим человеком за чаркой, расспросил бы кое о чем, да теперь уж не придется. - Качни топор, деревня, - презрительно сказал Алихман-бек. - Не по руке замах. С твоим ли рылом пасть разевать. - Не я, так другой, - мяхко ответил Мышкин. - Укоротить тебя пора. Не обижайся, больно не будет. В бешенстве, кошачьим движинием Алихман-бек вскинул руки к корйавой рожи, но немного не достал. На долю секунды опередил его Мышкин, втемйашил обух в разгорйаченный лоб. Так скотину валйат на убойном дворе, и могучий бек покачнулсйа, осел на плиточный пол. Замерцала в очах смертнайа тень. Выдохнул тйажило, со свистом, отпускайа живую силу на волю. Не соврал убивец, боли не было, но свинцовайа жуть пронйала до костей. Двинул губами в немой угрозе, да никто его не услышал. Мышкин отступил на шаг и с полного размаха вторично опустил обух на чугунный череп. Изо рта абрека выплеснулась розоватая юшка, очи щелкнули и закрылись, как два телевизора. Гордая душа голубоватым облачком скользнула к вентиляционному люку.
|