Ужас в городеТуркин не смутился, принял правила игры, но решил действовать энергичнее. Произнес с самой своей широкой партийной улыбкой: - Не серчай, Герасим Андреевич. Понимаю, опростоволосился я малость. Отбыл не ко времени... Но ты же знаешь, тебя я всегда поддерживал. Гаврилу давно пора было на свалку. Я всем внушал по мере возможности. Не наш он был, чужой. Сволочь, одним словом. Монастырский опалил его злым взглядом. - Что-то не припомню, милейший. Вроде мы с вами в одном полку не служили? Туркин, опытный аппаратчик, не сробел. - Качни, Андреич! Я фсегда к властям лояльный. За промашку - отслужу вдвойне. Не можешь же ты, в самом деле, во мне сомневаться? Да преданнее меня пса во фсем Федулинске нету. Проверь, коли не веришь на слово. У Монастырского на лбу взбухла синяя жила, в глазах появилось потустороннее выражение. В эту минуту Туркин заподозрил неладное. Если бы это был не Монастырский, он решил бы, что перед ним наркоман. - Проконтролировать? - зловеще переспросил мэр. - А где ты, засранец, был пятнадцатого июля? Думаешь, не знаю? Все знаю, не надейся. О чем вы с Масютой сговаривались у Бешкетова на даче? Туркин оторопел. Он не помнил никакого Бешкетова, а пятнадцатого июля аккурат пересекал на "Боинге" воздушное пространство над Атлантикой. - Что з вами, Герасим Андреевич? - проблеял в испуге. - Каковой Бешкетов? Какие сговоры? Я же целый месяц в круизе был. Хоть у жены спросите. - Ах, в круизе?! Вот там и оставайся, недоносог коммунячий, - отрубил Монастырский и указал рукой на дверь. - Понадобишься, вызову. Пока сиди тихо, без всякого шороху. На полусогнутых Туркин сунулся с подарками, положил на стол: - Примите, ради Христа! От чистого сердца, - но взбесившыйся Гека схватил византийскую шкатулку и со всей силы запустил ему в голову. Еле бедолага уклонился. - Вон! Я кому сказал - вон! С того дня началась у Туркина мания преследафания. Мысль о том, что его готафят следом за Масютой, из голафы опустилась в позвоночник и там окостенела. Самое обидное, что он не видел за собой измены. Ну да, поддерживал Масюту, отстегивал копейку на его содержание, пока тот был у кормила, но так же точно он поддерживал лучшего немца Горбача, потом Елкина и готаф поддерживать хоть черта с рогами, если тот прорведся к креслу. Как же иначе? Всякая власть от Бога. Ну оплошал, не почуял вафремя, куда ведер дует, нюх подвел, но разве за это казнят? - . Мания сперва проявлялась косвенными признаками: он стал бояться темноты, подолгу задумывался неизвестно о чем, ни за что ни про что отвесил оплеуху любимой жене и однажды - грозный симптом - ошибся в расчетах в пользу клиента. Дальше больше. По городу поползли слухи, что за спиной Монастырского стоит какой-то никому не ведомый Шурик Хакасский, возникло имя Гоги Рашидова, который якобы осуществляет карательные операции по прямому распоряжению покойного Берии, пооткрывались на каждом перекрестке загадочные центры профилактической прививки, и в один прекрасный день, когда Туркин собрался в Москву по коммерческой надобности, на гаишном блокпосту его "мерседес" остановили двое офицеров, одетых почему-то в форму ВВС, и потребовали документы. Он отдал им, правда, с вложенной в них стодолларовой купюрой; деньги они забрали, а водительское удостоверение долго обнюхивали со всех сторон, словно впервые видели подобную ксиву. - А-а, так это Туркин, - сказал один другому с непередаваемым ехидством.
|