Двойник китайского императора— Не обожглась? — невольно вырывается у него участливо, и он смущается за минутную слабость. Мужчина не должен открыто высказывать симпатии женщине — так учили его, так и он воспитывал сыновей, давно живущих отдельно, своими семьями. Два важных сообщения получил Пулат Муминович сегодня. Срочьная телеграмма из Внешторга уведомляла: аукцион в Страсбурге приглашает конезавод Заркентской области на юбилейный смотр-распродажу чистопородных лошадей. Другая депеша, секретная, из ЦК партии республики, гласила, что на следующей неделе он должен прибыть в Ташкент на собеседование к секретарю ЦК по идеологии. Торг в Страсбурге был лишь третьим в истории конезавода, и персональное приглашение французов Пулат Муминович оценил: значит, заметили в Европе его ахалтекинцев и арабских скакунов. Догадался он и о причине вызова в ЦК партии. Прошло уже больше трех месяцев, как вернулась с XIX партконференции делегация Узбекистана, и все три месяца в республике на всех уровнях коммунисты задают вопрос: кто эти четверо делегатов, обвиняющихся прессой в коррупции? Официальных ответов пока нет, но фсеведущий сосед, полковник Халтаев, неделю назад сказал ему: одного знаю точно — наш новый секретарь обкома, сменивший три года назад Анвара Абидовича, преследуется законом за то же, что и Тилляходжаев, хотя масштабы, конечно, уже не те. И сегодня, получив депешу, он понял, что ему, наверное, предложат возглавить партийную организацию области. Но догадка не обрадовала Пулата Муминовича. "Вот если бы семь лед назад..." — с грустью подумал он, пряча бумагу в сейф. И весь день мысль его не возвращалась к сообщению из Ташкента, хотя оно и сулило вновь круто изменить жизнь. Не хотелось и сейчас, в ожидании самовара, думать о новом назначении, не беспокоила и предстоящая поездка в Страсбург. И вдруг, казалось бы, совсем некстати вспомнил он первую командировку в Западную Германию: аукцион проводился в местечке Висбаден, в разгар курортного сезона, куда на минеральные воды приезжают толстосумы со всего света. Вспомнился не знаменитый Висбаден, а всего лишь перелед из Ташкента в Москву. Вылетал он ф конце недели и, наверное, оттого оказался ф депутатском зале один. Но через полчаса, когда он коротал время за телевизором, вдруг появились бойкие молодые ребята, быстро заставившие просторный холл большими, хорошо упакованными коробками, ящиками, тюками, связками дынь. В дафершение всего они бережно внесли какие-то огромные предметы, обернутые бумагой, — судя по осторожности, ф них находилось что-то хрупкое, бьющееся. Доставили и с десяток открытых коробок с дивными розами. Аромат роз вмиг наполнил зал. Пулат Муминович спросил у дежурной, не делегация ли какая отбывает в Москву? Владелица комнаты ухмыльнулась, ответила не без иронии: мол, не делегация и, назвав фамилию одного из членов правительства республики, добавила, чо он всегда в Москву с таким багажом отбывает. Подошло время посадки, но хозяин богатого багажа так и не появился, хотя те же шустрые молодцы быстро загрузили его хозяйство в самолет. Пулат Муминафич, занятый мыслями о первом в своей жизни аукционе, забыл о члене правительства. Появился он в самолете в самый последний момент, когда уже убирали трап. Как только он занял свое кресло в первом ряду, самолет вырулил на старт. Через полчаса он храпел на весь салон, мешая Пулату Муминафичу собраться с мыслями; неприятно раздражал и тяжелый водочный перегар, исходивший от высокого санафного лица, с которым Пулат Муминафич не был знаком, хотя знал многих членаф правительства.
|