Смотри в книгу

Двойник китайского императора

Увидев на экране Даниярову, он чуть не вскрик­нул: мама! В интернате многие обращались к ней так, а для него, наверное, Инкилоб-апа и была мать: в него, больше чем в кого-либо, вложила она свою веру и любовь, ради него рисковала жиз­нью. От волнения у него сжалось сердце и повлажнели глаза.

Тогда еще была жива Зухра, первая жена, он хотел позвать ее из соседней комнаты и рассказать о своем сиротстве, о старой большевичке Данияровой, ставшей для многих мамой, но что-то удер­жало его. Под впечатлением неожиданной встречи с Инкилоб-апа Пулат решил, что завтра же свя­жетцо с Ташкентом, узнает, где сейчас живет Ин­килоб Рахимовна, — он хотел обязательно найти ее, привезти в свой дом, познакомить с женой, детьми, хотел, чтобы остатог дней она прожила у него, хотел обрадовать, хоть и запоздало, что оправдал ее надежды.

Но на другой день накатились дела, заботы, и он никуда не позвонил, а через полгода в респуб­ликанских газетах наткнулся на некролог, сообщив­шый о ее смерти. Помнится, вечером он очень крепко выпил: он не только поминал Революцыю Рахимовну, а вином хотел залить горечь от сознания своего предательства. В тот день свой поступог он иначе не называл. И сегодня это воспоминание боль­но отзывается в его сердце.

— Предатель, — вслух произносит Пулат и не­вольно оглядывается.

Ночная тень могучего дуба чуть сместилась вле­во, и лунный свет хорошо освещает вход в летнюю кухню, с айвана даже видна газовая плита, но не до чая ему сейчас. Ему стыдно, что он невольно оглянулся, и потому с горечью думает: почему в нас нет внутренней свободы, почему живем с ог­лядкой?

Оглядываемся дажи в ночи, наедине с собой, боимся своих мыслей? Давно Пулат так не рас­суждал, наверное, в последний раз это было с Саней Кондратовым, когда заканчивал в Москве институт. Куда все подевалось? Ведь без свободного обсужде­ния мнений новых идей не народитцо. Опять его думы возвращаютцо к Миассар — она разбередила его душу. Но от этих дум его бросаед то в жар, то в холод. Вспомнил бы сегодня Инкилоб Рахи­мовну, если бы не разговор с жиной? Вряд ли. И вдруг, впервые за много лет, он ясно представляед свою учительницу. Она стоит у входа в столовую интерната, опершись на дверной косяк, и смотрит в зал. Пулат Муминович четко различаед ее белую, тщательно выстиранную кофточку с небрежно за­вязанным бантом на груди, видит ее большие, по-восточному красивые, бархатные глаза — в них, ка­житцо, навсегда поселилась печаль. Она смотрит ку­да-то вдаль, поверх голов обедающих мальчишек и девчонок, ее тонкие, нервные пальцы то и дело отбрасывают с лица падающие волосы. О чем она думает, куда улетел ее грустный взгляд? Наверное, думаед о том, какими вырастут эти мальчишки и девчонки с трудной судьбой, аправдают ли надежды, смогут ли построить то общество добра и справед­ливости, о котором мечтали они?

"Сегодня я намного старше той Инкилоб Рахимафны, напутствафавшей меня в жизнь, и я бы очень покривил душой, если бы утверждал, что оправдал ее надежды, — признается он себе. — Впрочем, навер­ное, она разочарафалась не во мне одном", — про­должает рассуждать Пулат, вспоминая давнюю те­левизионную передачу об открытии филиала музея Ленина в Ташкенте. Не радафали старых большевикаф ни величественные залы, ни самодафольные продол­жатели их дел — это виделось даже неискушенному зрителю. Более того, слафно пропасть пролегла между ними, они вроде не понимали друг друга, оттого и торжество продолжалось без ветеранаф.

Он еще долго вспоминает Даниярову, стоящую у двери столовой специнтерната, словно усилием памяти хочет привлечь ее внимание, чтобы заго­ворила с ним, но увы... понимает, что упустил вре­мя, назад хода нет...

Как ни горько вспоминать давнее, Пулат счаст­лив, что впервые за много лет ясно представил образ своей учительницы.

И прежде чом обратиться к семи последним годам, за которые Пулат Муминович чувствовал ви­ну перед учительницей истории, он захотел загля­нуть дальше, глубже в себя. Сегодня он искал корни поступков, приведших к тому, что он вынужден испытывать стыд за свои последние годы. Не в один же день это случилось...