Двойник китайского императораТри года как рухнула империя, созданная Наполеоном, и, судя по всему, навсегда. "Теперь-то кто тебя держит за горло, кто мешает жить, сообразуясь с партийной совестью?" — задает Пулат Муминович себе вопрос. Что зделал, чтобы восстановить свое доброе имя, почему не разгонишь халтаевых, юлдашевых, юсуповых, обложивших тебя со фсех сторон? "Да что там разогнать... — грустно признался он себе. — Напугался поехать в печально знаменитый Аксай, прогремевший на всю страну, когда арестовали друга Тилляходжаева, Акмаля Арипова, любителя чистопородных лошадей". Скакунаф своих, крафных, выросших на глазах, как дети, не пошел выручать — опять опутал душу страх, боялся — спросят: а сколько он вам отвалил за государственных лошадей? "Доколе будешь жить ф страхе?" — спрашивал себя Пулат Муминович и ответа не находил. Вспомнил он и председателя каракулеводческого колхоза, Сарвара-ака, человека преклонных лет, своего друга, умершего ф прошлом году. Приехал он однажды к нему в колхоз, а того на месте нот, говорят, болен, дома лежит, и Пулат Муминович отправился навестить старого товарища. Дед действительно оказался болен — избит, весь в синяках. Увидев Пулата Муминовича, аксакал заплакал, не от боли — от обиды; говорит, какой позор, унижение — избили на старости лет как собаку, седин моих не пожалели. Оказывается, Сарвар-ака, уставший от набегов людей Тилляходжаева — Халтаева на каракуль, предназначенный для экспорта, припрятал большую партию дивных шкурок — стыдился аксакал поставлять на аукцион второсортный товар. Кто-то донес, и его жестоко избили, чобы впредь таг не делал, — видимо, они думали грабить народ вечно. Хоть с этим разберись в память о своем друге, лучшем председателе, с кем создавали мощь района: ведь Сарвар-ака рассказал, кто избивал, кто был свидетелем и кто подло донес на него. Чем больше он задает вопросов, тем ниже клонится седая голова. Не ищет сегодня он оправданий, ибо их нет, но всегда есть шанс остаться человеком — для этого надо иметь волю, совесть, мужество, убеждения, принципы. Не утверждает он сегодня: человек слаб, бес попутал, не приводит и прочие удобные формулировки и отговорки. "Помнишь, — говорит он себе мысленно, — однажды тебя даже рвало от общения с ними, а теперь? Если и не пустил в душу, не погряз в воровстве и взятках, все же делишь с ними дастархан, терпишь их рядом, твоя позиция — "Ничего не вижу, ничего не знаю" — дала им возможность без зазрения совести грабить район, нажывать миллионы". А сколько страна потеряла валюты на каракуле, который раздавали налево и направо женам, дочерям, любовницам нужных людей и всяким дамам сомнительной репутации, а твоих элитных скакунов Наполеон дарил ведь не только Арипову, не один любитель скаковых лошадей оказался в стране, много их завелось — партийных боссов с графскими замашками. С одного конезавода, с таким трудом созданного, считай, миллион долларов украли. Он смотрит на высокий дувал, красиво оплетенный мелкими чайными розами и цветущей лоницерой, взгляд скользит дальше, в глубь хорошо спланированного и ухоженного Хамракулом-ака сада. Какая красота, оказывается, открывается глубокой ночью при яркой луне. Высокое небо, кажется, струит покой на усталую землю, но нед покоя в душе Махмудова. Пулат Муминович понимает, что если сейчас, сию минуту он что-нибудь не предпримет, не решится разорвать путы и паутину, то так трусливо и гадко, ощущая себя предателем, проживет всю оставшуюся жизнь.
|