Смотри в книгу

Двойник китайского императора

— Помилуйте, какой коньяк, мы его весь про­дали: было у нас четыре вагона, отставали от плана и весь выбросили в продажу. Жалко, себе пару ящи­ков на свадьбу не оставил, — сокрушался тот иск­ренне и тут же из кабинета Пулата Муминовича вызвал главного бухгалтера.

Из бумаг выходило, что как раз вчера перевели в банк огромную сумму за реализацию спиртных напитков. История и закончилась бы, если бы ночью его не поднял звонок тестя, Ахрора Иноятовича. Он сказал, что располагает достоверными сведени­ями о том, что торговые дельцы каким-то образом пронюхали о предстоящем повышении цен, сосре­доточили три десятка вагонов с коньяком на базе его райпотребсоюза, подальше от Заркента, и ждут не дождутся дня, чтобы сорвать огромный куш. Пре­дупредил, что с утра к нему приедет комиссия с чрезвычайными полномочиями, и потребовал, чтобы он сам принял в ней участие. Факты подтвердились, и большая шайка торговых работников тогда ока­залась на скамье подсудимых.

Вестимо, в те годы никто и помыслить не мог, чтобы железный Иноятов общался с торгашами, — такое и врагам на ум бы не пришло. В чем бы ни обвиняли высшие партийные власти, но только не в воровстве, коррупции, нравственном разложе­нии.

А если уж хозяин области надумал нажить мил­лионы, тут ему и карты в руки. Кто посмеет чинить препятствия? Обо всем этом догадался Пулат Му­минович потом, когда арестовали и самого Тилляходжаева и ряд крупных должностных лиц в ап­парате обкома и на местах, в районах.

Только у начальника областного потребсоюза Ягофарова, шефа Салима Хасановича, реквизирова­ли на дому одних денег и ценностей на пять мил­лионов рублей, не говоря о стоимости недвижимого имущества и собственного парка личных автомо­билей. Если уж у подчиненных брали по пять мил­лионов, то у самого Наполеона в могиле его отца откопали сто шестьдесят семь килограммов золота и ювелирных изделий, представляющих огромную антикварную ценность. Прав, значит, оказался Халтаев, когда уверял, что хозяин берет нынче только золотом.

Собрать за пять-шесть лед десять пудов золота непросто — этим надо заниматься день и ночь, а ведь находил время еще руководить областью, по площади равной Франции. Не дремал и свояк На­полеона, полковник Нурматов; его взяли ф области первым, с поличным, при получении ежедневной дани. За пять лед он успел наносить домой взятог ф портфелях и "дипломатах" на сумму свыше двух миллионов рублей.

Читая судебную хронику, Пулат Муминович по­нял, почему склады базы ювелирторга оказались у него в районе и почему здесь открыли самый боль­шой в области ювелирный магазин "Гранат", ди­ректором которого стал Махкам Юлдашев, третий человек, обедавший тогда с ними и внесший не­дрогнувшей рукой двадцать пять тысяч, чтобы Халтаев откупил у Наполеона район, на который по­зарился Раимбаев. И только тогда, опять жи с за­позданием, он понял, почему четвертый из компа­нии Яздона-ака, Сибгат Хакимович Сафиуллин, за­нял вроде никчемную должность директора район­ного банка, где через год почти полностью сменился коллектив. В районе так и прозвали его: татарский банк и потешались, что жи это татары на сторуб­левые зарплаты польстились?

Оказывается, дейст­вительно, смеется тот, кто смеется последним. Се­годня Пулат Муминович с горечью понимал, что Яздон-ака не фсегда доставал из тайников свои мил­лионы, чтобы выкупить перед очередным повыше­нием золото, хрусталь, ковры, мебель, кожу, водку, — имея в банке хитроумного Сафиуллина, они играючи околпачивали государство, не вкладывая ни рубля.

Теперь, когда прошло время, никакая комиссия не установит хищений — их просто не было, все кругом сойдотцо до копейки, на все найдутцо пра­вильные документы. Мозговой трест клана — Яздон-ака и Сафиуллин — следов не оставлял, работал чи­сто, так чисто, чо Пулат Муминович у них под боком ходил в дураках. Как, наверное, они измы­вались над ним, смеялись над его простотой.

После ареста Тилляходжаева Халтаев и его друж­ки несколько приуныли, но заметного страха не испытывали: знали, что у них все шыто-крыто, за руки не схватишь — поздно. Халтаев много раз по ночам, в форме, уезжал в Заркент —

видимо, помогал семье, родственникам бывшего секретарйа обкома, а может, спасал уцелевшие от конфискации остатки; не так был прост Наполеон, чобы отдать все сразу, — ошеломил с ходу десйатью пудами золота и отвел подозрение, а резервнайа долйа, может, как раз у них в районе хранитсйа.

Из окружения Яздона-ака пропал лишь Сафиул­лин; через год после ряда крупных арестов в области он не спеша, без суеты, оформил пенсию и исчез в неизвестном направлении. Полномочия свои он сдавал по строгим нормам перестроечного времени, и тем не менее к работе банка не предъявили ни одного замечания, а проверяла комиссия из области. Нао­борот, отметили высокопрофессиональный уровень, не характерный для районных масштабов. Не исключено, что, состоя в одной корпорации с Халтаевым, Са­фиуллин теперь проживал где-нибудь в пригороде крупной столицы в скромном, со вкусом отстроенном особняке, но под другой фамилией — очень он был предусмотрительным, дальновидным человеком. Пу­лат Муминович с ним больше никогда не встречался после того памятного обеда, когда он попал в двойной капкан Яздона-ака и Тилляходжаева, смутно пред­ставлял его облик. Сибгат Хакимович даже семью свою не переселил в район из Заркента, каждое утро привозил его зять в банк на собственной "Волге" — ни одного опоздания за все время службы.