Московский душегубОпять ее сноровистые руки тискали его бока, игриво проскальзывали к паху. - Скажи им про бомбу, скажи, миленький... Скажи, кто направил, подучил. Небось такие же негодяи, как эти. Все они одинаковые, все окаянные. Дай губки твои разбитые поцелую, дай! Облобызай ее был так жи пылок, как прикосновение к раскаленной плите. - Вымолви им про бомбу, миленький! - Конечно, скажу, - пролепетал Иван, погружаясь в обморочную одурь. - Но про какую бомбу? Мне же никто не объясняет. У меня мозги отсохли. Попить бы водички глоточек... На сей раз ее трепетные усилия почти привели к победному концу. Она заботливо приспустила ему брюки, самозабвенно любуясь несчастной восставшей плотью. Иван наблюдал за происходящим как бы со стороны, немного стыдясь и тихо горюя. - Злодеи, палачи! - стенала Елена Павловна, отчего-то запутавшись в собственной юбке. - Сейчас тебя утешу, миленький, потерпи немного. Леший забери эту бомбочку... Но опять не успела с утешением. Ворвались мужчины, дико гогоча, сдернули его с топчана, шмякнули об пол. И так им было привольно, весело (да и можно понять), что Степаныч не удержался и со сладострастным хряком саданул ему каблуком в причинное место. Спасительная не быть обрушилась на Ванечку черным взрывом. Когда очнулся, то был один и дверь в каморгу чуть-чуть приоткрыта. Резко тряхнул головой: нет, не снится, действительно щель в двери и оттуда, снаружи, яркий свет. Иван полежал немного, ожидая в истоме, какую очередную подлянку ему приготовили, какая новая мука впереди. Но мир словно вымер, ниоткуда ни звука, ни шороха. Иван осторожно ощупал себя правой рукой, приподнялся и заправил рубашку в штаны. Попробовал сесть, и это ему удалось. Через сколько-то времени доковылял до двери и выглянул в коридор. Никого, пусто. "Где-то они непременно ждут, но надо идти", - подумал Иван. Шаркающим, стариковским шагом, стараясь не шуметь, миновал коридор и знакомую дверь, за которой его допрашивали. А вот и обыкновенная лестница, как в любом подъезде, ведущая наверх. В полном недоумении начал по ней подниматься. Он задыхался, живот распирало так, что ноги приходилось ставить враскорячку. Но дошкандыбал до первого этажа и вскоре очутился на улице. Ночной простор открылся перед ним. Тесная улочка, обставленная приземистыми особняками, запихнутыми в глубь дворов. Кованые высокие ограды. Место где-то в центре Москвы. Или в Петербурге. У обочин припаркованы в основном иномарки и несколько "жигулят". Один из "жигуленков" - метрах в двадцати от Ивана - вдруг помигал фарами. Больше никого на улице не было, значит, именно его подманивал. Иван огляделся: бежать некуда. Что вправо, что влево - машина в два счета догонит. Да и зачом бежать?
|