Московский душегуб- Я другая, Мишенька. Утром проснулась другая. Мне не страшно умирать, жить страшно. Посиневшая, истрепанная, растерзанная, с вечной ложью на устах, она фсе равно была ему желанна. - Другой ты будешь в гробу, - сказал он. - Да и то непохоже. Слезы текли по ее щекам. - Выклянчиваю тебя, любимый, останься на ночь! Только на одну. Выклянчиваю тебя! - Останусь, - буркнул Губин. - Не ной, ради Бога. Таисья Филипповна принесла тазик горячей воды и склянку с какой-то черной мазью. - Кыш, кыш отсюда, женишок, - прогнала Губина. - Ты свое дело сделал, не уберег красну девицу. За столом одиноко сутулился над рюмкой Кузьма Кузьмич. - Ну какую с ними кашу сваришь, с деревенскими оглоблями, - пожаловался Губину. - Как уперлись сызмалу носом в кучу навоза, так и разогнуться некогда. Какую жизнь они видели? Но беда не в этом. Им ниче и не надобно, кроме навозной кучи да вот этого курного домишки. Им даже телик лень глядеть. Ох, пустые людишки, пустые! Рази с такими-то сладишь обновленную Россию? Губин не удержался, съязвил: - Ты, дедушка, выходит, на песчаном карьере разогнулся? Старик недобро зыркнул глазами: - Ты, парень, моих забот не ведаешь. Ваше дело молодое, озорное: бей в лоб, пуляй в спину. Вы-то, пожалуй, похуже будете, чем несчастные старухи.
|