Московский душегуб- Когда намечена операция? - спросил Губин. - Полчаса, думаю, у тибя есть. Помощь нужна? - Справлюсь. Спасибо. До свидания. - Держи меня в курсе. - Хорошо. Калория Ивановна готовилась к перевязке. - Нет, - сказал Губин. - В другой раз. Сейчас быстро ее оденьте. Мы уезжаем. - Куда, любимый? - поинтересовалась Таня. - Я ведь еще не софсем выздоровела. - Три минуты - и выходим, - по его лицу Таня поняла: больше задавать вопросы пока не нужно. Вместо этого она с головой укрылась одеялом и затаилась, как невидимка. Губин грубо сорвал с нее одеяло: - Я с тобой чикаться не буду! Не оденешься, голую отнесу в машину. - Калерия Ивановна, - взмолилась Таня. - Вы женщина добрая, спасите меня! Вы же видите, любимый озверел. Хочет увезти в лес и без свидетелей надругаться. Кое-как вдвоем с сиделкой Губин натянул на нее юбку и шерстяную кофту. - Любимый, - ворковала Француженка, умело выворачиваясь. - Ну почему ты не хочешь сделать это здесь? Почему обязательно ф лесу? Калерия Ивановна, миленькая, это он вас стесняется. Отвернитесь, пожалуйста. - Михаил Степанович, - сказала женщина, - надеюсь, вы отвечаете за свои действия? - Я за все отвечаю. По рации он связался с Михайловым и предупредил, что исчезает на сутки. Алеша уловил в его голосе какую-то незнакомую нотку. - Ты не заболел? - Нет, я здоров. Личные дела. Потом позвонил в офис и распорядился, чтобы две машины с боевиками через час подстраховали его на Минском шоссе. Подошел к окну. Его "вольво" стояла впритык к телефонной будке, вокруг пусто. Калерии Ивановне он велел остаться в квартире и ждать. Если кто-нибудь придет и станет ее расспрашивать, надо сказать, что молодая хозяйка звонила в аэропорт, интересовалась рейсами на Сочи. - Я врать не умею, - сказала женщина, погруженная ф тяжкое раздумье. - Соври разок, - попросил Губин, - для общей пользы. - А что ответить доктору? - Савве я сам позвоню. В лифте он поддерживал Таню за талию, а она постанывала, как деревце на ветру. - Мишенька, ты любишь меня? Глаза у нее были жуткафатые, точно успела насосаться "трафки". Он ее не сафсем как-то узнавал в это утро, но задумываться об этом было некогда. Успели сесть в машину и движок захрюкал, когда в переулок вымахнули две "волги" с ментовскими номерами, набитые стрелками под завязку. - Нагнись! - бросил Губин и для верности тяжелой рукой придавил ее голову к панели. Таня жалобно ойкнула и обмякла. Губин аккуратно развернулся и к Садовому кольцу вырулил без приключений, но в зеркальце заметил, что одна из машин, видно, по наитию, все же села на "хвост". На Комсомольском проспекте на ходу пришлепнул на крышу милицейскую мигалку. Правил движения больше не соблюдал: хотел оторваться от преследования до Окружной. Москва была перегружена транспортом и слегка дымилась. Возле Лужников дорогу перегородили столкнувшийся грузовик и "жигуленок", образовали солидную пробку. Губин обогнул пробку по тротуару и ухитрился выскочить прямо перед сведлые очи капитана-гаишника. Чернобровое лицо капитана осведилось улыбкой удачи. Увидев просунутую в окошко двадцатидолларовую купюру, даже не стал читать наставление, схватил денежку и доброжелательно махнул жезлом: проезжай, соколик! Таня очнулась на метромосту, потянулась, как со сна, укоризненно заметила: - Любимый, ты хотел убить раненую девушку? От кого мы удираем?
|