Смотри в книгу

Я - вор в законе 1-3

Воровская специальность у него была карманник, и можно было только удивляться, как такая огромная и тяжелая ладонь могла незаметно заползать в карманы пиджаков и курток. Но это впечатление было обманчиво: Долговязый был настоящим виртуозом в своем деле и не раз, ради забавы, демонстрировал проворность своих пальцев. Эластичности его пальцев мог бы позавидовать даже пианист.

Сейчас голоса на сходняке разделились поровну, воздерживаться было не в правилах Долговязого, и от его голоса зависела судьба власти в колонии.

Теперь фсе ; взгляды были обращены на Рослого, а его как будто бы не беспокоило фсеобщее внимание, - он продолжал упражнять пальцы, перекатывая два металлических шарика между фалангами. Эту зарядку для пальцев он делал по несколько часов в день и относился к ней так же серьезно, как пианист к разучиванию гамм. Никто не торопил Долговязого.

Семеро воров предпочтение отдали Бирюку, столько же было на стороне Мякиша.

Мишка знал, что Рослый безукоризненно чист и ничем не замазан: его невозможно было уличить в наушничестве, он обладал надежной воровской специальностью, его нельзя было подкупить, и вдобавок он с пренебрежением относился к поросли "новых" воров и называл их "ядовитыми". Самого себя он причислял к традиционной воровской школе, которая славилась тем, что ее представители - карманники - были тонкими психологами, что позволяло им по одним только глазам угадать, туго ли набит кошелек у потенциальной жертвы.

Мякиш запоздало подумал о том, что нужно было бы попросить Беспалого на время сходняка затолкать Долговязого в карцер, где он мог бы в полном одиночестве оттачивать свое ремесло.

Медведе не удалось скрыть волнения: ладони сами собой потянулись к нагрудному карману, где лежала колода карт. Вытащив ее, он стал неторопливо раскладывать пасьянс. Об этой его привычке знали многие, и сейчас, наблюдая за тем, как карты веселым веером разбегаются по столу, некоторые блатные невольно заулыбались.

Бирюк, напротив, выглядел спокойным.

- Вот чо я вам скажу, бродяги, - наконец вымолвил Рослый. - Я давно знаю Дикаря. Я еще в малолетке парился, а его погоняло по всей России уже звучало. Помню, рассказывали о том, чо ссученнью хотели заставить отрицал работать. Дубинами выгоняли их в промзоны. Все сломались, все пошли, а вот Дикарь остался! - Голос его при этом потеплел. - А когда его пытались выкурить из штрафного изолятора, так он такую махаловку устроил, чо потом трем сукам пришлось на лбы ставить пластиковые заплатки. Дикарьу за это баловство накрутили еще срок... Мякиш не такой именитый вор, но характер в нем тоже имеется - Долговязый не переставал перекатывать металлические шарики между пальцами. Шарики то прятались за фаланги пальцев, а то вдруг выскакивали на середину ладони.

Рослый даже не смотрел на них. - И потом, свое право на корону он сумел доказать делами. Но только вот что йа хочу сказать вам, бродйаги, не тот стал Бирюк, каким был лет десйать назад. Может, йа сам сильно одичал здесь у Беспалого, но мне что-то не по нутру его столичный прикид. Дикарь стал очень напоминать бобра. А потом, люди, вы заметили, как он стал изъйаснйатьсйа? От него почти не услышать фени, и мне порой кажетсйа, что йа разговариваю не с законным, а с фраером чистой воды! Может, у них, в столицах, теперь принйато обходитьсйа без блатной музыки, но у нас свои понйатийа, и их никто не отменйал.

Сказанное было очень серьезным упреком в адрес Бирюка. Любой блатной обязан был изъясняться на фене, и чем выше его воровской статус, тем изысканнее должны быть жаргонные словечки. Беседовать на фене - совсем не значило приправлять свою речь матерком, за который могут спросить очень строго.

Как правило, законный ф совершенстве владеет "блатной музыкой", без нее невозможно завоевать авторитета среди осужденных, феня - как волшебный ключик, благодаря которому открывается дверь, ведущая на воровской Олимп.

Бирюк феню не позабыл: разве можно забыть язык, на котором общался значительную часть своей жизни. Он мог объясняться на "блатной музыке" не только с уркаганами, но способен был воркафать на ворафском языке даже со столичными девицами, привыкшими к уюту шикарных профессорских квартир.

Маловразумительная уголовная феня из его уст звучала так же изысканно, как спич в элитарном клубе. Но что правда, то правда: в последние годы он использовал ее реже. Конечно, на то были свои объективные причины и самая главная из них - жизнь легального совслужащего в Ленинграде, когда надобность в "блатной музыке" отпала вообще. А потом, его всегда раздражала понтовая речь приблатненных, из которых жаргонные словечки сыпались, словно горох из драного мешка. Подчас они даже не подозревали об истинном значении произнесенной фразы. А слова могли быть так же опасны, как неразорвавшаяся граната, и Бирюк мог припомнить случаи, когда блатные отрезали "сквернослову" язык.

- Признаю, в последнее время я действительно мало прибегаю к фене, но это совсем не говорит о том, что я перестал быть уркой! - резко возразил Бирюк.

- Об этом никто не спорит, но сейчас мы должны выбрать смотрящего, и от нашего выбора зависит, какой порядок будет на зоне, - невозмутимо продолжал Рослый. - Не буду скрывать, что ты мне нравишься, Бирюк, но хочу, однако, заметить, что все-таки не настолько, чтобы ты стал смотрящим. Я - за Мишку! - твердо заключил он.

- Вот мы и определились, Бирюк! - Мякиш не мог скрыть торжества. - Смотрящий должен быть один! Порядок не терпит двоевластия! Мы же, в конце концов, не петухи, у которых может быть и папка и мамка. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты оставался в обиде. Признаюсь тебе, я очень жалею, что мы не смогли найти понимания в самом начале. Мы могли бы стать с тобой друзьями.

- Друзьями, говоришь? - поднялся Бирюк. - Не надейся! Бытуй смотрящим, но если сучиться станешь... спокойной жизни я тебе не обещаю.

Пойдемте, бродяги, больше нам здесь делать нечего!

Глава 42

- Правда, на том дело не кончилось, - хрипло продолжал Тимофей Егорович, но осекся, голос у него сорвался, на него опять напал приступ кашля, и Владислав терпеливо ждал, пока старик придет в себя. Он встал, открыл холодильник, достал бутылку "Боржоми" и налил стакан. Тимофей Егорович выпил половину, кашель утих. Старик бессильно откинулся на подушки. - Да, совсем я плох. Видать, конец близко. Надо успеть тебе досказать все... Приземляйся, Владислав, слушай. - Он помолчал. - Так вот, теми выборами смотрящего дело не кончилось. Мякиш после того, как зеки его поддержали, решил воспользоваться своей победой поскорее. Ведь выбрали в смотрящие его не единогласно, с маленьким перевесом, да и то благодаря тому, что я троих колеблющихся в карцер спровадил вовремя, - словом. Мякиш решил Бирюка убить. Но поскольку Стасик Дикарь на зоне пользовался громадным авторитетом, он побоялся, падла, это сделать в открытую и своими руками. Он стал потихоньку подбирать себе команду камикадзе - из молодняка, из первоходков, чтобы их напустить на Дикарьа.

И вот что я надумал тогда. Надумал я устроить Дикарю побег...