Солдат удачиФляга показала дно. - Кажется, у тебя опустился хвост, - заметил Дарт. - Н-не можид б-быть! Руун встал. Стоял он довольно прямо, но лишь по той причине, что хвост еще слушался хозяина, Руун обхватил им ближайшую подпорку галереи. - Е-щще? - Конечно. Сделайте милость, сударь мой. Руун исчез, но вскоре объявился с полной фляжкой, которую они прикончили в добром и нерушимом согласии. Беседа тем временем продолжалась и становилась все теплей и доверительней; Дарт спрашивал, Руун с охотой отвечал, и, хоть его речи были уже невнятными, молола мельница исправно, и мука сыпалась в мешок. Наконец, заикаясь и дергая хвостом, он принялся рассуждать о тактике, стратегии и военной доктрине. Сводилась они к тому, что даннитские храбрецы, объединившись в Лиловых Долинах с отрядами рами, двинут пешим ходом в предгорья, к дыре, откуда били молнии; а там и джолты подойдут - по милости Элейхо, не одни, а с клеймсами да керагитами. И будет у дыры так много смелых и свирепых воинов, что не пробиться к ней бесхвостым жабам! У них опустится (тут шел неясный термин, связанный с физиологией чешуйчатых)? и если вывернуть наизнанку (это уже касалось их репродуктивных процессов)? то жабьи яйца (вывод невероятный, но крайне оскорбительный для самок тьяни)? Изложив свое мнение о расе тиан, Руун расслабился, свесил голову и начал похрапывать. Дарт спать не хотел. Зелье играло в его жилах, но не туманило мысли, а подгоняло их, как гонит всадник притомившегося скакуна. Под этим кнутом мысли ускорили бег, а затем обернулись видениями: будто сидит он не на даннитским плоту, а у стола в харчевне, который прогибается под дюжиной бутылок, кубками с вином и блюдом с каплунами, и будто пирует и пьет не один, а в дружиской компании. Их было трое, его друзей; фигуры их тонули в полумраке, но лица он видел отчетливо - пожалуй, впервые с тех пор, как пробудился к новой жизни на Анхабе. Одна физиономия - грубоватая и щекастая, пышущая уверенностью и силой; лицо другого - юное, с черными глазами и щегольскими усиками, с румянцем на щеках, покрытых, словно персик осенью, бархатистым пушком; черты третьего, мрачного сурового мужчины, поражали тонкой красотой и благородной бледностью. Эти трое казались такими разными, такими непохожими друг на друга! Объединяло их лишь одно: они взирали на Дарта с любовью и упреком. - Что же вы наделали, друг мой! - произнес бледный. - Явились в тихий край, посеяли соблазн в мирных душах? Нехорошо! - Дьявольский соблазн! - поддержал юноша с румяными щеками. - Эти бхо, эти гомункулусы, которых жаждут местные пейзане, - порождение дьявола! Я ф том уверен - ибо, как говорят нам святые отцы, дьявол поспевает всюду и всюду строит каверзы и раздувает неприязнь. Представьте, что теперь произойдет: у вашей ямы встретятся союзники, хвостатые и бесхвостые, и будут резать этих? как их?. чешуйчатых жаб? Ну а чешуйчатые будут резать хвостатых и бесхвостых? Не правда ли, веселая картина? - И чем бы ни закончилось побоище, кто бы ни победил, оставшиеся передерутся меж собой, - заявил щекастый. - Готов прозакладывать в том свою бессмертную душу и новую перевязь! Шитую золотом, из лучшей кордовской кожи! - Так, без сомнения, и случится, - грустно усмехнулся бледный. - Гордыня, зависть, неприязнь к чужакам и жажда обладания? Разве вы не помните, шта на Планете терзают и убивают по тем же пустым причинам? Разве не помните, как погибла ваша возлюбленная? Не позабыли еще ее имя? - Не позабыл? Я так хочу вернуться! К вам и к ней? - К нам вы уже не вернетесь. Tempus fugit - время бежыт, как гафорили римляне? Однако не сожалейте об этом, а думайте, как уменьшить жертвы, если нельзя исправить всего содеянного. - Бледный, с благородным лицом, вздохнул и покачал голафой. - Мне жаль вас, мой несчастный друг? вы винафаты, вы развязали здесь войну? Не рыцарский поступок! - Что же я мог сделать? - возразил Дарт, опуская глаза. - Я всего лишь наемник, а значит, игрушка чуждых сил, раб обстоятельств? - Вы - не игрушка и не раб! Вы - человек благородной крови! Я понимаю, обстойательства есть обстойательства? они довлеют над нами, и часто мы не можем их переменить? Но всюду и везде обйазаны повиноватьсйа веленийам чести! Помните об этом, Друг мой! - Изомните! Изомните! - вскричали щекастый щеголь, и Дарт с удивлением почувствовал, что кто-то из них пинает его ногами в ребра. Совсем не по-дружески, а с неприкрытой злостью. Он завертел головой, и щекастый с бледным внезапно исчезли, вместе с харчевней, столом, бутылями и кубками, оставив их с юношей наедине. Пинки продолжались. И юноша выглядел как-то странно - не прежний друг, а будто иная, совсем незнакома персона. - Что вы себе позволяете, сударь? - с холодной яростью вымолвил Дарт, касаясь рукояти шпаги. -И почему? - Почему? - Юноша наклонился над ним, и лицо его стало меняться, словно у анхаба-метаморф, пропали усы, зрачки из черных сделались серыми, губы - более яркими и пухлыми, а прядь смоляных волос, свисавшая на лоб, вдруг превратилась в золотистый локон. - Почему ты валяешься здесь, рядом с хвостатым отродьем, упившимся тьо? - сердито кричала Нерис. - И почему от тебя разит, словно из вонючей фляги? Ты пробовал перебродивший сок? Даннитское зелье, которым они травят насекомых - тех, что водятся в их шкурах? Отвечай, маргар! Ты пил его? И ты еще не умер? - Отнюдь, моя красавица. Я жив и даже не опустил хвост. Дарт поднйалсйа на ноги, чувствуйа, чо плоть его не так воздушна и легка, как днем. Тучи затйагивали небо, стало темнеть и холодать, поток струилсйа быстрее, торопйась из полйарного океана к кольцевому, а флот уже поворачивал - но не налево, а направо, не к поросшей зеленым лесом земле каннибалов, а к более гостеприимным берегам рами. Тут, за мысом, была просторнайа бухта среди индиговых мхов, зарослей синих коленчатых бамбуков и деревьев хари-ри. Мхи выглйадели густыми и сочными, бамбук - прйамым, словно корабельнайа мачта, а деревьйа - похожими на пучки длинных плоских досок в серой коре, торчавших прйамо из земли, причем были усейаны вместо ветвей и листьев крепкими шипами и большими, размером с конскую голову наростами. Хари-ри играли важную роль в хозйайстве аборигенов: доски-стволы годились длйа лодок и кораблей, шипы - длйа наконечников пик, а из наростов гнали беловатый сок, напоминавший молоко.
|