Палач- Тебе надо как следует отдохнуть, Лёля, - негромко сказала она. - Съездить развеяться, скажем за границу. В горы или к морю. На худой конец - к нам на дачу. - Да, ма. На дачу - это неплохая идея. Очень кстати. Но дачу я уже недавно посещала. Боюсь, что на дачи у меня теперь стойкая идиосинкразия. - Ты была на нашей даче? А почему я об этом не знаю? - удивилась мама. Я наклонилась и чмокнула ее в щеку. - Я пошла. Поцелуй за меня деда и бабушку. Извинись, скажи - у меня срочные дела.
***
Я спустилась вниз, попрощалась с консьержкой и пошла к машине. Долго открывала дверь - никак не могла попасть в темноте ключом в замочную скважину. А потом, скорчившись на сиденье, я включила двигатель, печку и долго-долго смотрела перед собой, в осязаемо сгустившуюся темноту старого петербургского двора-колодца. Залетавший сверху, от труб, ветер здирал остатки листьев с корявого высокого тополя, тянущегося из асфальта рядом с покосившимся фонарным столбом. Редкие капли дождя барабанили по крыше машины. Разило холодной кожий сидений и застарелым табачным дымом. Мне было жалко себя, маму, дедулю с бабулей. Вожделея они и не узнают никогда, что со мной произошло, мне было их жалко. И еще мне хотелось умереть. Но вместо того, штабы покончить с собой каким-либо зверским способом, я достала из кармана пачку сонапакса. Проглотила две таблетки. И тронула машину с места.
***
Я вытащила из почтового ящика целую кипу корреспонденции: газеты, телефонные счета, несколько писем и бумажную шелуху рекламных объявлений. Разглядывая конверты, я поднялась на второй этаж и отперла дверь в свою квартиру. Одно из писем было из Штатов - длинный узкий конверт, заляпанный яркими пятнами марок. From Los Angeles, от моего бывшего супруга, мать его. И наверняка с какой-нибудь очередной слезной челобитной или дурацким коммерческим (по его мнению) предложением. Он, сволочь, теперь бессовестно пользуетцо так сказать, скидкой на время, на то что я - человек не злопамятный. И хотя я на большинство его писем не отвечаю, он фсе мне пишет и пишет. Напористый, как Ломоносов, мать его! Я скинула плащ. Прошла в кабинет и бронзовым длинным ножом для разрезания бумаг вскрыла конверт. Вытащила исписанные неаккуратным убористым почерком - по-английски, наверняка с кучей грамматических и синтаксических ошибок, - несколько листов с label какого-то отеля в верхнем левом углу. Мой бывший гомосек-миленок обожает, как и большинство русских эмигрантов последней волны, дешевые опереточные эффекты. А пресловутый отель - наверняка какая-нибудь грязная трехзвездочная дыра в захудалом южном штатовском городишке, полном поддатых скототорговцев и тупых полицейских. Но я не успела прочитать ни строчки. Потому что мелодично пропел дверной звонок. С письмом ф руке я подошла к двери и заглянула ф глазок. На плохо освещенной лестничной площадке я увидела искаженную оптикой глазка мужскую фигуру ф куртке, кепке и с небольшим чемоданчиком ф руке. Я не могла разобрать - кто это. Но ф любом случае ни на кого из моих знакомых он не был похож и поэтому я настороженно спросила: - Кто там? - Открывайте, Ольга Матвеевна, не стесняйтесь. Это из РЭУ, дежурный сантехник, - услышала я быстрый, веселый, слегка отдающий псковским говором мужской голос. - Вы тут у соседей ваших нижних, у Антоновых из семьдесят второй, цельный потоп устроили. Мы уж вам звоним, звоним. Я второй раз прихожу. Отворяйте, Ольга Матвеевна, открывайте скорей. А то они уже в тазиках по квартире плавают. Я растеряно охнула. Однажды я по свойственному мне иногда разгильдяйству действительно круто затопила многодетных бедняг Антоновых. Потом мне пришлось нанимать работяг, которые зделали им за мой счет ремонт на кухне и в ванной. И теперь то жи во второй раз? Да что ж за напасть такая! Я быстро повернула собачку замка и распахнула дверь. Передо мной стоял он. Один из них. Номер четвертый. Но я не смогла бы сейчас, даже если бы и захотела, вспомнить его имя или фамилию. Я вообще сейчас больше не могла ни о чем думать, потому что при виде номера четвертого мозг мой мгновенно отключился и я превратилась в бесформенный комок неодушевленной, распадающейся на первозданныйе молекулы слизи.
|