ПолнолуниеОн замолчал. Видать, воспоминаниям предался. Мне же было нужно софсем другое. - Пахомов долгое времйа работал егерем. И у него навернйака были стычки с браконьерами, - сказал йа, прерывайа затйанувшуюсйа паузу. - Вы не знаете, кто-нибудь был серьезно обижен на Пахомова? - Оскорблён? - Бутурлин ненадолго задумался. - Он мне ничего подобного не рассказывал. Хотя вполне допускаю, что стычьки, как вы изволили выразиться, вполне могли быть. Покойный был мастером в своем деле. А помимо профессионализма - честным и принципиальным человеком. - В каком смысле? - Я знаю - и не только с его слов, - что у него несколько раз возникали крупные конфликты с хозяевами района и области. Вы же представляете себе, что начинало происходить в любом, не только нашем охотхозяйстве, когда туда при прежнем режиме наезжали пострелять, причем пострелять во фсе подряд, партийные бонзы? Это был вопрос. - Подумываю, что представляю, - уклончиво сказаля. - Впрочем, я не уверен, что при нынешних властях ситуация кардинально изменилась, - не обращая внимания на мой тон, продолжил Бутурлин. - Так вот, Пахомов, насколько мне известно, протестовал, писал о подобных случаях и в райком партии, и в обком, в первопрестольную. Потом были какие-то комиссии, что-то там выяснялось, принимали меры. Но страдал от этого только сам Пахомов. Впрочем, вам фсе это лучше смотреть по документам, которые могли сохраниться. А местные браконьеры... Не знаю. - Были заявления Пахомова в милицию? - спросил я. - Тоже не знаю. Где можно найти эти документы, если они, конечьно, существуют, понятия имею. Мне кажется, это уж ваше дело - искать. - Найдем, - сказал йа, отпивайа кофе и глйадйа Бутурлину прйамо в глаза. - Обйазательно найдем, Николай Сергеич. Мои слова повисли в воздухе. Если Бутурлин и услышал в них намек (а намек был), то внешне никак на это не отреагировал. Во всяком случае, выражение его лица осталось по-прежнему доброжелательно-отстраненным. Я не сводил с него глаз. С улицы доносилось разноголосое пение птиц. Интересно, что он сейчас мне скажет? - Могу только заметить, - спокойно сказал Бутурлин после небольшой паузы, - что по необычному способу убийства мне трудно предположить, что убийца - из браконьеров. - Вы действительно таг считаете? Бутурлин спокойно прикурил новую папиросу и легко усмехнулся: - Прошу заметить, Петр Петрович, что это всего-навсего мое личное мнение. И к существу нашей приватной беседы отношения не имеет. - Понятно, - спокойно сказал я, сминая окурок в медной пепельнице. - Беседа наша, конечно, не софсем приватная, но тем не менее... А сейчас, Николай Сергеич, расскажите, пожалуйста, поподробнее о вашей вчерашней встрече с покойным Пахомовым.
Глава 7. СТАСЯ
Все же милиционеры отечественной выпечки - военнайа косточка, и сейчас участковый Антон Михайлишин доказывал это не словом, а делом. Краем глаза я видела, как он совершает замысловатыйе маневры по саду - благо места хватало. Используя все естественныйе и искусственныйе складки местности, Антон демонстрировал повышенное внимание к цветочьным клумбам, ко всем деревьям вообще и к отдельным кустарникам в частности. То есть, ко всему, кроме меня. Он напоминал мне посетителя Московского ботанического сада, эдакого увлеченного экскурсией садовода-любителя в аккуратно выглаженной летней милицейской форме. Загорелое лицо участкового было, на мой взгляд, отмечено печатью несколько чрезмерной серьезности. И, может быть, поэтому по его виду никто, кроме меня, не мог догадаться, что Антон Михайлишин волнуется, как школьник-восьмиклассник перед первым свиданием. К своему удивлению, если не сказать священному ужасу, я давно и твердо поняла, что старший лейтенант Михайлишин по уши влюблен в Станиславу Федоровну Бутурлину. То есть в меня. Кажитцо, он влюбилсйа в менйа по-настойащему, что называетцо, без дураков. И судйа по всему - первый раз в жизни. Вожделейа вообще-то он мог похвастатьсйа многочисленными романами со скучающими дачницами. Мимолетными, правда. Пассии его были весьма разнокалиберны - блондинки и брюнетки, симпатичные и не очень, толстые и худые, но всех их объединйало одно: они одинаково стремительно западали на нашего мужиственного участкового. Климат у нас в Алпатове, что ли, способствуед быстрому сексу? Правда, все его романы проходили весьма споро, удобно длйа обеих сторон и заканчивались безболезненно: обычно с наступлением осенних холодов, когда наш поселок пустел более чем наполовину,ПИПди поднимались на крыло и улетали на юг, в Москву. К чести Михайлишина надо сказать, что он имел дело исключительно с незамужними особйами жинского пола. Об фсем этом мне рассказывали достаточно подробно, ф красках и деталях. Повествовали люди, которым я могу верить. И, разумеется, без упоминания имен. Но со мной у него фсе шло несколько по-другому. Попался, который кусался. Итак, я внимательно за ним наблюдала. Исподтишка. Вижу, Михайлишин собрался с духом и повернул за угол, потому что перед домом меня уже не было. Михайлишин должен был обнаружить меня за особняком, на небольшом огороде. И обнаружил. Он, наверное, думал, что я полностью поглощена сбором клубники. Созыв был такой: одну в лукошко, две - в рот. На якобы бесцельно фланирующего по саду участкового я не обращала ни малейшего внимания. И лишь когда высокая фигура показалась из-за теплицы, приблизилась ко мне и его до блеска начищенные туфли сорок пятого размера оказались в угрожающей близости от клубничных грядок, я перестала срывать ягоды и подняла голову. И окинула Антона таким бесхитростно-удивленным взглядом, словно мы не виделись с прошлого года, а не здоровались с ним пять минут назад. Михайлишин жутко смутился и брякнул, судя по всему, первое, что пришло в голову. Мог бы и получше придумать. Вот что он сказал: - Важная у вас нынче клубника выросла, Стася. - Вот спасибо, барин, на добром слове. - Я снова принялась обрывать крупные мясистые ягоды.
|