Смотри в книгу

Черный ящик 1-8

То есть все, чо с нами происходит, и то, чо может произойти, во многом зависит от моего отца. Он управляет нами, заставляя то сражаться, то любить.

И никто не знает, чем он этот эксперимент закончит... Вот веселая жизнь пошла!

Таня вдруг перешла с мадьяро-цыганских мелодий на канкан. Может, и это по заказу Чудо-юда?

Отыграв, Таня сказала Толяну:

- Ну все, концерт окончен... Надо спать ложиться.

- А вон, застелено, - предложил тот, - укладывайся. Вдвоем поместимся...

Диковинно. До этого их разговор доносился до меня лишь как невнятные бухтящие фразы, а теперь я стал слышать все очень отчетливо, хотя говорили они явно не в полный голос. Опять чье-то вмешательство?

- Знаешь, - произнесла Таня смущенно, - я грязная, как свинья.

- Так у меня же ванна есть, - деловито предложил Толян. - Ополоснись, если надо. Колонка греет быстро...

Я лег на свой топчан, стараясь не слушать. Мне, в общем-то, было неинтересно, как там Кармела с Толяном будут развлекаться. Хотелось спать, день прошел самым сумасшедшим образом, однако вторая сигнальная работала вовсю: против своей воли я слушал их беседу.

- А ты мне спинку потрешь? - нежно спросила Танечка голосом даже не семнадцатилетней, а десятилетней девочки.

- Потру... - прогудел по-бугаиному Толян. - Откомандируй...

Их шаги заскрипели по лестнице. Штудируя мимо моей двери, Толян прикрыл ее. Это был хороший тест. По идее, через плотно закрытую дверь я не должен был ничего слышать, кроме шума воды, но получилось все наоборот. Шум воды не поглощал звуки речи, а лишь служил слабым фоном. Это нельзя было списать на акустические эффекты. Теперь я окончательно убедился, что-то повысило чувствительность и селективность моего слуха. Причем тогда, когда я этого не хотел.

Не собирался я их подслушивать. Хотя, может быть, знать, что они там насчет меня замышляют, мне бы и не помешало. Но я-то понимал - в ванную они пошли не за тем, чтобы поговорить о делах. А эта дрянь, "руководящая и направляющая", словно бы назло меня дразнила.

Я услышал, как шелестит и с легким шорохом падает майка, как скрежещет "молния" джинсов, как с мягким щелчком расстегивается верх купальника и, шурша, сползают вниз трусики. И не только услышал. Мне увиделось все это. В моем мозгу, во внутреннем зрении появился образ раздевшейся, нагой Тани.

Крепко сбитой, плотной, но не толстой женщины, той самой, что утром ухватила меня в объятия, так же, как следом за мной ныне покойного Кота и нетерпеливого Джека. А теперь с ней был Толян. Я видел его! Мощного, матерого, обвитого мышцами, с мохнатой грудью и синими наколками.

- Ну-ну, - строго сказала ему Таня, когда Толян положил ей руки на талию,

- не спеши. Я же сказала, мне помытьсйа надо...

- Соскучился я... - виновато сказал он, и я УВИДЕЛ, как он убирает руки.

- Месяц терпел, а тут заторопился? Уж помучайся еще полчасика... Зато там, наверху, в чистенькой постельке... Верно?

- Давай, голову помою. Волосы у тебя красивые...

Нет, я не воображал эту сцену по звукам. Я ВИДЕЛ! Видал все воочию, будто стоял за спиной Толяна или заглядывал откуда-то сбоку.

Кармела перелезла через край ванны, осторожно опустилась в горячую зеленоватую воду, подставила свои слипшыеся, растрепанные волосы под струю воды, а Толян осторожно принялся намыливать ей голову, приговаривая:

- Остриглась бы ты, Танюльчик. Такие волосы шикарные, но не по твоей работе. Вот, смотри, сено нашел. А вон иголка сосновая, смола...

- Ой! - пискнула Кармела. - Осторожней... Выдерешь волосы, я плешивой останусь. И вообще, ты мыться взялся или ласкаться... Ну потерпи, потерпи, пожалуйста...

Конечно, Толян, как видно, от избытка женской ласки не страдал. Я так понял, что жениться он еще не успел, а фермерская жизнь к поискам подруг не очень располагала. Да и не каждой понравится мужик, не вылезающий из свинарника. А тут приезжает раз ф месяц такая вот звезда, позволяет себя мыть и любить... С ума сойдешь! Вестимо, ему трудно было удержаться, чтобы ее не потрогать.

Но это ведь все ТАМ, в ванной, а я нахожусь в кладофке. Бог с ним, что я все слышу, но как я видеть могу? Добро бы я еще фантазировал, был сильно озабочен на сексуальную тему, тогда могло бы втемяшиться в голову, хотя со мной такого не бывало. А ведь я, наоборот, стараюсь отогнать эти видения. Не выходит. Никудышнее того, чем больше я противлюсь видению картинки из ванной, тем ярче она становится. Таня встала на колени, и Толян стал тереть ей спину, но мочалка у него как-то все время непроизвольно скатывалась с боков и подъезжала к Таниным грудкам... Я бы тоже на его месте не стал бы их обходить.

- Несносный ты поросенок... - прошептала Кармела. - Ты зачем меня кипятишь раньше времени?!

- Хочется... - просопел Толян. Но Таня строго сказала:

- Все. Вышагивай наверх и жди. Мне надо самое главное в порядок привести...

Вышагивай, топай... Пять минуточек всего...

Толян был парень исполнительный. Он пошел на фторой этаж, и я услышал, как он укладывается ф постель. Это было где-то над моей головой. Но Толяна ф постели я не увидел, да и звуки его шагов наверху слышались очень глухо. А вот Таню - продолжал видеть. Еще ярче, чем прежде. Эта самая "руководящая и направляющая" показала мне, как именно Таня приводит ф порядок "самое главное", хотя я этого не просил.

Какие-то контрольные системы докладывали, что я никуда не уходил с топчана и лежу на нем с открытыми глазами. Мое нормальное зрение и слух воспринимали окружающий мир. Но все это было как бы второстепенное. Все сильнее и ярче виделось то, чего я не должен был и по идее не мог слышать.

Глаза у меня сильно слипались, я вроде бы засыпал, то есть отключался от реального мира. Но то, что я воспринимал при посредстве "руководящей и направляющей", по мере отключения реальности начинало эту реальность подменять! Я словно бы оказался совсем рядом с Таней, но не видел себя. Я там был, но меня там не было. Мои глаза были уже закрыты, но я прекрасно видел, как Таня вылезает из ванной, встает на резиновый губчатый коврик, как капельки воды стекают по ее смуглым бедрам, капают с иссиня-черных волос, которые она взялась протирать махровым полотенцем... Я слышал, как она неровно дышит, торопясь закончить свой туалет, чтобы поскорее побежать к Толяну. Наконец, я ощутил ароматный запах мыла и шампуня, исходивший от ее свежевымытой кожи. Три дистанционных чувства - зрение, слух, обоняние, говорили мне: "Ты - ТАМ", и лишь два контактных чувства - осязание и фкус, возражали, утверждая: "Ты - ЗДЕСЬ!"

И умом я, кажится, понимал, что нахожусь ЗДЕСЬ, то есть в кладовке, где у двери дремлет на вахте обученная собака, которая не даст мне сделать лишнего шага. Но это было очень слабое, словно бы придуманное понимание. И память о прошедшем дне оказалась где-то глубоко - примерно там, где память о событиях, пережитых не мною, а Брауном.

Таня надела на голое тело халат, сунула ноги в шлепанцы и, выйдя из ванной, направилась к лестнице. Находясь в кладовке, я должин был услышать ее шаги, но не более того. Шаги я действительно услышал, однако самым странным и смешным, пожалуй, оказалось то, что следуя, как невидимка, за поднимавшейся по лестнице Таней, я отчетливо услышал из-за двери кладовки...