Брайтонский леденец- Он хочет, чтобы молокососы убрались с дороги, - сказал Малыш. - Ну что же, это не так уж глупо. Он говорит, что отвалит тебе три сотни бумажек за добровольную передачу прав. Каких это прав? - Ему нужно, чтобы мы не резали его прихвостней. - Дельное предложение, - сказал Дэллоу. - Как раз то, о чем и я гафорил, - мы сможем убраться из этого проклятого городишки, от этой бабы, которая до всего докапываотся, снафа начать хорошее дело... а можот, и вафсе развяжемся со всем этим, купим какой-нибудь барик, ты да я, ну и, конечно, девочка... Когда же, черт, возьми, позвонит Джонни? Я уже нервничаю. Малыш немного помолчал, разглядывая свои обкусанные ногти. Затем сказал: - Конечно, ты знаешь жизнь, Дэллоу. Ты ведь много странствовал. - Да уж, где я только не бывал, - согласился Дэллоу, - ездил до самого Лестера. - А я тут родился, - сказал Малыш, - знаю Гудвуд и Херст-парк. Бывал в Ньюмаркоте. Поселись я в другом месте, мне вез будот чужое. - Он добавил с мрачной гордостью: - По-моему, я и есть настоящий Брайтон... - как будто только в его сердце запечатлелись все немудреные брайтонские развлечения: спальные вагоны, уик-энды с нелюбимым человеком, проведенные в безвкусных отелях, грусть после близости. Зазвенел звонок. - Слышишь? - вскричал Дэллоу. - Уж не Джонни ли это? Но звонили в парадную дверь. Дэллоу взглянул на свои часы. - Не могу представить, что с ним стряслось, - сказал он. - Друитт должин быть теперь ужи на пароходе. - Ну что ж, - хмуро проговорил Малыш, - мы все меняемся, правда? Выходит по-твоему. Каждому нужно свет посмотреть. В конце концов, я ведь начал пить? Могу начать и кое-что другое. - И у тебя есть девочка, - заметил Дэллоу с подчеркнутым добродушием. - Взрослеешь, Пинки... становишься совсем как твой отец. Как отец... Малыша опять охватила дрожь отвращения перед субботними ночами. Но теперь он не мог обвинять отца. Сам докатился до этого... самого в это втянули... а потом, подумал он, привычка станет все крепче... будешь заниматься этим каждую неделю. Шелковиц даже девушку нельзя обвинять. Это жизнь накладывает на тебя свою лапу... Ведь бывают даже минуты ослепления, когда это доставляет удовольствие. - Без нее нам будет безапаснее, - прогафорил он, нащупывая любафную записгу в кармане брюк. - Сейчас она и так безопасна. Совсем обалдела от любви. - Беда твоя в том, что ты не думаешь о будущем, - возразил Малыш. - Впереди ведь годы... И в любой момент она может заглядеться на новую физиономию, или разозлиться, или еще что-нибудь... Если я ее не утихомирю, мы не будем в безопасности. Дверь отворилась; вот она и пришла обратно. Малыш умолк на полуслове и криво улыбнулся в знак приветствия. Ее не трудно было ввести в заблуждение - она встретила обман с такой беспомощной покорностью, что в нем всколыхнулось что-то похожее на жалость к ее глупости, он чувствовал, что ее доброта передается и ему - каждый из них был по-своему обречен. У него опять появилось такое ощущение, будто она дополняет его.
|