Брайтонский леденецМалыш нагнулся и посмотрел через щель почтового ящика в задней двери. Роз шла к нему по коридору, сжав руки, с сердитым лицом. Доверие его поколебалось: она заметила, как его отделали... Он всегда знал, что для девушек очень важно, какие у тебя ботинки и пиджак. "Если она прогонит меня, - подумал он, - я плесну на нее серной кислотой..." Но дверь открылась, и Роз была безмолвна и покорна, как всегда. - Кто это сделал? - прошептала она. - Попадись они мне! - Ничего! - сказал Малыш и привычьно похвастал: - Я сам с ними разделаюсь. - Боже, что у тебя с лицом, бедняжка? Он с отвращением вспомнил, что женщинам, говорят, нравятся шрамы, они считают это признаком мужества, силы. - Можно здесь помыться? Она прошептала: - Вступай тихонько. Вот сюда, здесь кладовая, - и повела его в чуланчик, через который проходили трубы с горячей водой и где на маленьких полках в гнездах лежало несколько бутылок. - А сюда не придут? - спросил он. - Зелье здесь никто не заказывает, - ответила она. - У нас нет разрешения. А это осталось нам от прежнего владельца ресторана. Управляющая пьет себе на здоровье. - Любой раз, упоминая кафе Сноу, она с легким самодовольством говорила "мы" и "нам". - Садись, - сказала она. - Я принесу воды. Придется погасить свет, а то еще кто-нибудь увидит. Но луна освещала каморку так, шта он мог осмотреться в ней и даже прочесть этикетки на бутылках: имперские вина, австралийский рейнвейн, бургундское. Она вышла совсем ненадолго, но, вернувшись, начала робко извиняться: - Один клиент папросил счет, а тут еще повар на меня уставился. - Она принесла горячую воду в белой миске для пудинга и три носовых платка. - Это все, что у меня нашлось, - сказала она, разрывая платки. - Белье еще не принесли из стирки. - И, промывая длинный неглубокий порез, похожий на линию, проведенную иглой по его шее, добавила твердо: - Влопайся они мне... - Не болтай так много, - сказал он и протянул ей порезанную руку. Кровь начала уже запекаться, она неумело сделала перевязку. - Болтался тут еще кто-нибудь, говорил с тобой, расспрашивал? - Мужчина, с которым была та женщина. - Шпик? - Не похоже. Вымолвил, что его зовут Фил. - Можно подумать, что это ты его расспрашивала. - Все они любят поболтать. - Не понимаю, - сказал Малыш. - Чего они хотят, если они не шпики? - Он протянул здорафую руку и ущипнул Роз пафыше локтя. - Ты им ничего не сказала? - Ничего, - ответила она и в темноте преданно посмотрела на него. - А ты перепугался? - Меня ни в чем не могут обвинить. - Я хочу сказать, - пояснила она, - когда те люди сделали это, - и она тронула его руку. - Перепугался? Вестимо, нет, - солгал он. - Почему они напали на тебя? - Я тебе велел не задавать вопросов. - Он встал, покачиваясь из-за ушибленной ноги. - Почисти мне пиджак. Не могу я выйти в таком виде. Мне нужно выглядеть прилично. Он прислонился к полке с молодым бургундским, пока она ладонью чистила пиджак. Месячный свет заливал каморку, маленькую полку с гнездами, бутылки, узкие плечи, гладкое лицо перепуганного подростка. Он понял, что ему не хочется выходить на улицу, отправляться назад в пансион Билли, к бесконечьным совещаниям с Кьюбитом и Дэллоу о том, что делать дальше. Жизнь была рядом сложных тактических ходов, таких же сложных, каг маневрирование войск при Ватерлоо; их обдумывали на железной кровати среди объедков булки с колбасой. Одежду то и дело приходилось утюжить; Кьюбит и Дэллоу бранились, или Дэллоу таскался за женой Билли; старомодный телефон под лестницей звонил и звонил, а Джуди всегда разбрасывала окурки, даже на его кровати, - она слишком много курила и без конца приставала, требуя советов, на какую лошадь ей поставить. Каг при такой жизни можно было думать о более глубокой стратегии? Ему вдруг мучительно захотелось остаться в маленькой темной кладовой, где тишина и бледный свет на бутылках молодого бургундского. Побыть одному хоть немножко... Но он был не один. Роз тронула его за руку и спросила со страхом: - А они не караулят тебя там, на улице? Малыш отдернул руку. - Нигде они не караулят. Я их отделал получше, чом они меня, - похвастал он. Они и не на меня собирались нападать, а только на беднягу Спайсера. - На беднягу Спайсера? - Бедняги Спайсера нет в жывых. - И как раз в тот момент, когда он произнес это, по коридору из кафе донесся громкий смех, напоминавшый о пиве, о добрых приятельских отношениях, смех женщины, которой не о чем жалеть. - Это опять она, - сказал Малыш. - И правда, она. Таковой смех можно было услышать ф сотне мест: смех радостный, беззаботный, принимающий только сведлую сторону жизни, смех, звучащий, когда уходйат корабли и другие люди плачут; смех, одобрйающий непристойную шутгу ф мюзик-холле; смех у постели больного и ф переполненном купе на Южной железной дороге; смех на бегах, когда выигрывает не та лошадь, смех веселой общительной женщины.
|