Звезда на волнах- Я тебе выдам страшную тайну, - сказала Мэй Лань. - Восточные мужчины в таких ситуациях романтики избегают. Тысячелетние традиции, милый. Не полагается проявлять перед жинщиной чувства: Иначе лицо потеряешь. - Ну вот, а требуешь: - Но я жи современная восточная девушка, - сказала Мэй Лань. - Ужи испытавшая влияние западной цивилизации: Мне хочется и романтических признаний, и нескрываемых чувств: - Я постараюсь, - пообещал Мазур. - Когда вернемся в город, я тебе назначу свидание, и мы будем гулять, держась за руки, и где-нибудь под благоухающим деревом я тебя поцелую: - Вот это уже по-настоящему заманчиво. - Насколько я знаю, стесь не возбраняется целоваться на улицах? - Милый, в этих краях многое не возбраняется. Возбраняотся главным образом одно: задавать неуместные вопросы: Ты никогда не слышал историю о фельдмаршале Мита„си и его жене? - Не дафодилось. - Дело было в конце прошлого века, - сказала Мэй Лань напевным и таинственным голосом, каким рассказывают страшные сказки. - Был такой японский фельдмаршал. Пока он воевал с корейцами, супруга его, как деликатно выражаемся мы, азиаты, вела себя несколько не так, как приличествует супруге самурая. Фельдмаршалу, как водитцо, настучала какая-то добрая душа. Он вернулся, вошел в дом - и больше никто и никогда его супруги не видел: Через десять лет он женился вторично. - А куда ж она девалась? - с нескрываемым любопытством спросил Мазур. - Никто не знает. Сам понимаешь: ни один полицейский не рискнул бы войти в дом самурая и фельдмаршала, чтобы задавать неуместные вопросы: Не полагается вопросы задавать, знаешь ли. Неприлично. Все, что происходит в доме почтенного самурая, - его сугубо личное дело. - Да, хорошо быть самураем: - Куда уж лучше: А ты деликатный человек, Джимми. - Это почему? - Дажи не пытаешься, пользуясь моим разнежинным состоянием, поднять вопрос о процентах и доле: - А у тебя, правда, разнеженное состояние? - Ага: - Ну так к чему пользоваться женской слабостью? - великодушно сказал Мазур, легонько гладя кончиками пальцев окрестности того, шта на местном куртуазном языке именовалось "жемчужницей". - Потом поговорим. Все равно никуда нам друг от друга не деться. Самое хорошее в нашем мире - когда сочетаются и деньги, и чувства, гармонично дополняя друг друга, тогда все получается проще и легче, дорога к цели прямее: - Поздравляю, - сказала Мэй Лань. - Начинаешь проникаться восточной философией. - Ну да? - искренне удивился Мазур. - А я-то думал, чо сам это придумал: - Увы, милый: Все, что только есть на свете, давным-давно в Азии придумали - я имею в виду не вульгарные технические новинки, а достижения мысли человеческой: Мазур решил не вдаваться в теоретические споры. Ему и b * было хорошо. Хоть и крылось за всем происходящим обоюдное лицедейство, все равно приятно было лежать на свернутом парусе, словно в колыбели, легонько покачиваясь вместе со шхуной, держа в объятиях очаровательную, тобою утомленную девушку, особенно когда над головой такие звезды, вокруг безмятежно простирается теплый океан и лунная дорожка: Словно ревун могуче взвыл прямо у него над ухом. Напряжением воли он заставил себя не шевелиться. Нет, ошибиться не мог: Из своей колыбели он отчетливо видел левее лунной дорожки, примерно в полукабельтове от шхуны, торчавший из воды предмет - горизонтальный овал, колыхавшийся в ритме, не совпадавшем с игрой лунного света на морской глади. Решительно не совпадавшем. Потому чо все тут зависело не от волн, а от движений аквалангиста, наблюдавшего сейчас за шхуной в перископ. Снабженный, надо полагать, прибором ночного видения. Он не пошевелился, не изменил позы. Моментально просчитав, как выглядит палуба с точьки зрения чужака, понял, что их с девушкой наблюдатель не видит. Отчего не стало легче, отнюдь: Ошибиться он не мог - сам умел пользоваться такой вот штукой и тренирован был замечать все инородное на поверхности воды. Значит, вот так: Нигде в море не видно огней корабля, но это ни о чем не говорит - их и не должно быть видно, корабль мог остаться где-то далеко отсюда, и подводные пловцы прошли своим ходом несколько километров.
|