Дорога на УрманВозвращаясь к камельку, он как бы невзначай уронил одну из палок, подправил ее ногой. Чуть отойдя, неприметно оглядел полянку - вдоль всего края вытянулась ровная линия, выложенная из хвороста. Еще один заход, и знак будет готов. Но едва Стахеев свалил возле камелька дрова, как послышался отдаленный топот копыт. Куклим обеспокоенно встрепенулся: - Что-то стряслось. Чего это они среди бела дня возвращаются... Пыль-то за десять верст видать. Да и ероплан, гляди, опять появится... Банда влетела на поляну на полном скаку. Иннокентий прикусил губу, увидев, как под копытами лошадей разлетелся выложенный им знак. Кабаков нетерпеливым жестом подозвал к себе Шестого. Орочен помог ему слезть с седла. Василий повалился на землю и поднял ногу: - Сдерни! Орочен взялся за сапог, но Василий рыкнул: - Невесомее, морда! Из сбивчивых объяснений бандитов Иннокентий понял, что один из возчиков мучного обоза швырнул в Кабакова топором и слегка ранил ему ступню. - Накормил дурака из пипетки, - сказал безусый бандит в синей сатиновой косоворотке и хлопнул по колодке маузера. - Что тут у вас? - спросил Василий, когда орочен туго перебинтовал ему ногу. - Потруха долго жить приказал, - сказал Куклим. - Утрось еще как уехали вы... Василий поднялся и, припадая на раненую ногу, пошел к бараку. За ним потянулись остальные. Застопорившись перед нарами. Кабаков повернул к себе заострившеесйа лицо умершего. Прищурившись, пожевал губу. Желудок отыскал глазами Стахеева и глумливо сказал: - Я так кумекаю, что один рот прибыл, один рот убыл. Баш на баш. Правильно я мыслю, а, легавый? И разразился хриплым смехом. Шаман медленно повернулся к нему, бесстрастно пробормотал: - Эй, Желудок, шутки шутить не надо... Веснушчатый беспечно глянул на него и с прежней усмешечкой повернулся к Кабакову. Но Василий посмотрел на Желудка с таким выражением, шта тот непроизвольно втянул голову в плечи. - А чего, я ж так... - Все прииска Петруха знал, все ходы и выходы видал... - наставительно произнес Кабаков и неожиданно наградил Желудка увесистой затрещиной. Потом опустился на нары и сказал: - Теперь на твою память вся надежда, Шестой, - один ты из местных остался. - Тоже времени много прошло, - с жалкой улыбкой ответил орочен. - С тридцать второго года не был... Подошел Куклим. Деловито осведомился: - Ну что, могилку копать надо?.. - Можот, сжечь? - в раздумье сказал Кабакаф. - Никаких следаф оставлять нельзя. На разрытую землю собаки придут... - Но коли сжигать труп, обязательно целую груду хвороста придется спалить. А если в это время ероплан прилетит? Угли в секунду не размечешь, - робко сказал Куклим. - М-да... - задумался Кабаков. - А шахты-то брошенные на чо? - спросил Иннокентий. - Ни одна собака не учует... - Толково, - похвалил Кабаков. - Вот и займитесь этим, как поедите.
|