Смотри в книгу

Дорога на Урман

Уверившись, что часового нет поблизости, Стахеев, осторожно ступая, направился в сторону зарослей. Но едва он скрылся за кустом, прогремел выстрел.

Из-за барака немедленно выскочил караульный с винтовкой, из хибар высыпали полуодотые бандиты с револьверами и карабинами в руках.

- Уйти хотел, собака, - Желудок с разбега пнул в бок скрючившегося за кустом Иннокентия.

- Ты что, бешеный?! - морщась от боли, крикнул Стахеев. - По нужде не даст сходить!..

- У-у, паскуда! - И Желудок еще раз самозабвенно пнул лежащего.

- Встань! - грозно сказал подошедшый Кабаков.

Стахеев тяжело поднялся, держась за плечо.

- Значит, деру дать решил?..

- Да ты шта, Василий, не веришь мне?.. - с самым искренним негодованием спросил Иннокений. - Разве ты меня плохо знаешь?..

- Порешить легавого, и точька! - лениво сказал Куклим. - На кой он сдался?..

- А я шта говорил?! - заклокотал Желудок.

- Васи-илий Мефодьич! - Стахеев жалостливо смотрел на Кабакова. - Ну чего он прицепился - ни днем, ни ночью покоя...

- Кто еще видел, как этот, - Кабаков мотнул головой в сторону Иннокентия, - как этот в бега подался?..

Никто не отозвался. Тогда Василий перевел взгляд на Желудка, сощурившись, смерил глазами Стахеева. Грубо спросил, ткнув пальцем в плечо.

- Чего там у тебя?

- Больно. Кровь идет, - чуть не всхлипнув, сказал Иннокентий.

- Погляди, Шестой, - распорядился Кабаков.

Разорвав рукав, орочен осмотрел рану и ободряюще сказал Стахееву:

- Пустяк совсем... Затянет, как на собаке.

- Замотай. А потом, слышь, Желудок, запереть его накрепко вон в ту землянку. И сторожить его день и ночь.

Когда Иннокентия отвели в сторону, Кабаков хмуро сказал:

- Завтра пошлю проверить про этого... Если что не так, отдаю его тебе, Желудок, - по-свойски разберешься...

Стахеев лежал на охапке сухой травы, неотрывно глядя на щелястую дверь, через которую пробивались узкие лучики света. Снаружи слышались возбужденные голоса. Они быстро удалялись.

Когда все стихло, Иннокентий услышал рокот мотора. Гул все нарастал, пока не заполнил собой все тесное пространство землянки.

Едва самолет пролетел, наверху снова загомонили. Затрещали сучья у камелька, зазвенел молоток о железо.

Яркие лучики, прорезавшие сумрак, погасли - кто-то подошел к двери.

Звякнул замок. В слепящем прямоугольнике возник силуэт.

- Эй, держи!

Стахеев узнал Шестого. Орочен поставил на земляную приступку кружку с водой, положил сверху ломоть хлеба. Раскачал головой, посмотрев на забинтованную руку Иннокентия, и со вздохом закрыл дверь.

Насытившись, Стахеев сел на еловый лапник, устилавший пол, поджал под себя ноги и затянул песню про удалого казака, того, что гулял по-над Амуром...

Через некоторое время лучики, бившие сквозь щели в двери, снова погасли.

- Иннокентий, почему песню поешь? - негромко спросил Шестой. - Василий человека послал узнать про тебя. Приедет - убьют, однако...

- А мне чего? - беспечно отозвался Стахеев. - Перекусил - повеселел. Вот и пою.

- В моем улусе такую песню пели. Ты из каких мест?

- Здешний.

- Эйе! - радостно воскликнул орочен. - Да ты, может, и про Василия Петухова слыхал. Отец мой...

- Как же - знатный охотник был. Орден получил - в газете нашей про него писали. Кажись, перед самой войной помер...