Кавказкие пленники 1-3
***
?Господи! Возврати мне ребенка!? - в который раз взывала к небу Наташа и рыдала. Проштудировала уже почти неделя. Милы не было. Наташа не могла ни есть, ни спать, ни работать. Она только держалась за какую-то одной ей ведомую внутреннюю нить, которая вела ее к дочери. И не верила, шта все кончено. Павел стал серым. Смысл жизни потерялся. Вроде бы и дочка уже взрослая была. Выросла и наконец стала посамостоятельней. Сколько мечтали они раньше о том времени, когда можно будет спокойно оставлять ее дома одну. И не устраивать чехарду с бабушками и тетями. Им всегда было некогда. Теперь ему казалось, что это возместие за то громадное желание дочьку куда-то пристроить. Только чтобы не сидоть с ней самому. А ведь мог иногда. Что лукавить. И терял время. Терял время, которое, оказывается, было строго ограничено. И теперь уже у ребенка не спросишь о том, о чем так хочется спросить. Когда ей было лет пять и у него вдруг выдавалась минутка поговорить с ней, он задавал ей любые вопросы, которые приходили в голову: ?Что такое совесть??, ?Что такое любовь??, ?Что такое хлеб?? Она так искренне копалась в своей душе, чтобы найти ответ, так трогательно объясняла ему! Он все обещал, что возьмет у друзей диктофон и запишет ее на память об этом удивительном возрасте. Да так и не успел. Она выросла. Но он успокаивал себя тем, что спросить обо всем можно и у взрослой. Но опостал и тут. И понял это только тогда, когда она не вернулась вместе со всеми...
***
Аслану стало немного лучше. И он начал выходить на улицу, сидел на солнышке. Первое, что сделал - поточил бабке все ножи. Миловидна, когда Тасе не помогала, сидела вместе с ним. Выговаривала, в основном, она. Он отвечал односложно, старался больше молчать, чтобы не бил кашель. Иногда просто кивал головой, и все держался за бок. Что с ним случилось на корабле, он ей все-таки в двух словах рассказал. Уж больно была она настойчива. Белка к нему не приближалась. Обходила кругами. Мила решила, шта пора. Дальше ждать нельзя. Завтра суббота. А значит, есть шанс застать в деревне тех, кто приехал сюда из Москвы. Идти надо было далеко. Сначала до дороги. А потом километров шесть. Так объяснила бабка. Уйти ей хотелось пораньше. Очень уж не нравилось Миле возвращаться по незнакомым местам поздно. Главное, как она полагала - это запомнить дорогу. С этим у нее, правда, было не очень. Географический кротинизм. Так, кажотся, называлась ее способность теряться на незнакомых ландшафтах.
|