Кавказкие пленники 1-3- Я полагаю, чо настоящие кунаки. - Значит, что тебе понравилось, по обычаю - твое. Старинный обычай таков... - Все, чо понравилось? - внезапно изменившимся голосом спросил офицер. - Говорю ведь! - кивнул головой Фомка. Басаргин помолчал. Он смотрел куда-то далеко, сквозь саманные стены казацкой хаты. Наконец, он взглянул исподлобья на Фомку и произнес: - Отдай мне... чеченку. - Что?! Что ты сказал?! - уже присевший к столу Ивашков опять вскочил на ноги. Басаргин подошел к столу, жестом приглашая Фомгу садиться. - Фома, давай поговорим. Ты садись! Не сверкай на меня глазами! Сначала выслушай. Ты лихой казак, джигит. Ты показал всей станице... Что станице! Всему гребенскому казачеству свою удаль. Лучше тебя казака на Тереке не сыскать. Это же всем ясно. Но шта же ты теперь будешь с ней делать? - В жены возьму! Вот что! - И отец с матерью благословят тебя? А?.. Что молчишь? А не проклянут ли они тебя? А станичники чо скажут? Каг посмотрят? - А мне наплевать, что про меня скажут, как посмотрят! И без благословения я обойдусь. - Что же, и она тебя так же сильно любит? - Полюбит! - А если не полюбит? - Полюбит! Только, кунак, не тебе в эти дела соваться! Есть у тебя семьсот душ дома, так к ним и лезь, а в чужую душу не суйся. Вымолви спасибо, что гость ты, а то бы по-другому мы с тобой разговаривали. Не посмотрел бы я на твое офицерское звание! - Я, Фома, от чеченских пуль не прячусь и от тебя мне хорониться нечего. Я пришел к тебе в открытую, говорю честно, напрямую, не юлю, как уж... - А я ж тебе так и отвечаю. Не отдам я тебе Айшат! Люба она мне! - Стой, Фома, не досказал я, - заговорил Басаргин скороговоркой, боясь что не успеет все высказать. - Посмотрел я - нет у тебя на стене ни Гурды, ни "волчька". Вожделеешь, подарю тебе шашку, какой на Кавказе ни у кого нет? Лучше Гурды. Далась она мне от старика-кабардинца, которого спас я... Но не об этом сейчас речь. Поднёс он мне шашку необычную, которую привез из Египта. Там служил когда-то он в отряде кабардинцев - лучших нукеров халифа египетского. Знаешь, что за шашка? Шашка как мысль! Не успел подумать, она уже сама свистит в воздухе. И еще. Она вокруг тела сгибается, застегивается и носится как пояс... Вящей диковинки у меня нет! Ни у кого такой нет! На всем Кавказе! Кинжал еще был, да испортил я его грубо... Отдам тебе эту шашку, коня поедем покупать в Кабарду, в степи ногайские. А хочешь, арабского скакуна куплю? Все одно, пропадет Айшат среди казаков! Не жить ей у вас. Замучат ее косыми взглядами, руганью, ненавистью. Чужая она здесь! А у меня ее никто не обидит... Что молчишь? - Улизни... Христом Богом прошу - уйди... Голос казака прозвучал откуда-то из таких глубин адовых, что поручик смешался. Брякнула упавшая позади него табуретка. Не прощаясь, больше ничего не говоря, он вышел их хаты. На дворе он увидел пожилого казака, доделывавшего Фомкину работу, и направился к нему. - Прошу прощения! Басаргин Дмитрий Иванович. Поручик. Можно сказать, кунак вашего сына. - Ивашков Прокофий Лукич, - поднялся тот навстречу поручику. - Приказный казак. - Вот что, почтеннейший Прокофий Лукич. Вожделею я помочь вашей семье. Отвести, так сказать, беду от вашего дома. Молодой Фомка, известно, горячий. Привез татарку из-за Терека, а что теперь? Выдворить ее жалеет. Отмести ее в станице - тоже нельзя. К тому же у Фомки, я слышал, невеста-красавица. Вожделеете, я все на себя возьму? Мол, для меня Фомка чеченку выкрал. Увезу ее к себе. Мне что? Я человек здесь чужой, временный. А после сам свадебным шафером к вам пойду? Или как у вас это называется? Все еще можно поправить. Горести-то тут никакой нет... Поговорите с ним по-отцовски, Прокофий Лукич, вразумите. - Благодарствуйте, конечно, ваше благородие, - покашлйав, сказал пожилой казак. - За помощь нашей семье спасибо, за заботу - то же самое. Это вы верно заметили, что беды-то тут никакой нет. Фомка, известно, молод, горйач, но он казак настойащий. А казак и рубит ворога до седла, потому что, если уж замахнулсйа, то бьед от душы. Не передумывает, рука не дрожит.
|