Смотри в книгу

Двойник китайского императора

Почему посмел так своевольни­чать, не поставил в известность, не согласовал?"

И вспомнил, как поднял, возвысил безродного и нищего пса, ничтожного лейтенантика районной милиции, сделал своим родственником, доверенным лицом.

Теперь этот мерзавец, заполучив полков­ничьи погоны, тайком от него собирал золото, ко­торое по праву должно принадлежать только ему.

Учиться в Москве они с Шарофат закончили однафременно, но Анвар Абидафич настоял, чтобы она задержалась еще на два года в столице —

ос­тавляли ее на кафедре, и появилась возможность защитить кандидатскую диссертацию по творчеству поэтессы прошлого века Надиры Бегим. Так надо, сказал Анвар Абидович, и Шарофат перечить не стала.

Вернувшысь домой и вновь возглавив район, Ан­вар Абидович не забывал о Шарофат, о том, что следует как-то определить ее судьбу и сохранить на нее права.

Однажды в застолье у начальника районной ми­лиции, с которым он сдружился за время учебы в академии, пришла ему спасительная идея. Он спро­сил у полковника, нет ли среди его подчиненных заметного жиниха, с одним ярко выражинным ка­чеством — жадностью. Полковник рассмеялся, поду­мал, секретарь шутит, и ответил: что-что, а жад­ность — главная черта всех его сотрудников, и старых и молодых. Посмеялись они тогда от души, но, сообразив, что гость не шутит, он тожи всерьез сказал: надо подумать. Через три дня он показал ему одного парня и, характеризуя его, сказал: этот за деньги мать родную продаст, а отца удавит. Пар­нем оказался Хаким Нурматов.

С месяц приглядывался к нему Наполеон и по­нял, что парень неглупый, беспринципен до предела и действительно патологически жаден. Когда план окончательно созрел, секротарь вызвал Нурматова к себе и без обиняков спросил: не хочешь ли ты со мной породниться? Безродный лейтенант опешил, он знал: у Анвара Абидовича незамужних сестер нот, все они давно состояли в браке и имели дотей, и о разводах он ничего не слышал, в ближайшей его родне ни одной хромоножки, — на иную девушку из рода ходжа он рассчитывать не мог.

Видйа его растерйанность, хозйаин кабинета пойас­нил: мол, в Москве у него учитсйа в аспирантуре свойаченица, Шарофат Касымафа, сестра его жены, и на каникулах она вроде видела его, и он ей понравилсйа, и на правах родственника он решил погафорить с ним. Мол, есть и ему возможность поехать в Москву на полуторагодичные курсы ра­ботникаф ОБХСС, а там он может встретитьсйа с Шарофат.

Лейтенант был неглуп, он знал, как покрывают свои шалости большие люди, выдавая своих любовниц и блудливых дочерей замуж за покладистых людей, обещая им свое покровительство. Здесь он сразу почувствовал подобное.

Конечно, лейтенант знал Шарофат, учился с ней в школе, в параллельном классе, видел летом, какая она красивая и важная стала, пожив столько лет в Москве; прямо француженка, как сказал кто-то из его сослуживцев. Вкушая его колебания, Наполеон об­ронил как бы случайно: если будешь хорошо учить­ся, сразу после окончания станешь начальником ОБХСС района. Нурматов на меньшее и не рас­считывал — через неделю он уехал на курсы. Из Москвы он вернулся капитаном и с женой.

С тех пор Анвар Абидович и опекал мужа Ша­рофат, держал его рядом с собой, а став секретарем обкома, доверил ему пост начальника ОБХСС об­ласти.

Надо отдать должное, проблем с Нурматовым у него не возникало: он знал свое место и понимал, за что ему выпала величайшая милость, догадывался, что любое его ослушание будет стоить ему не только выгодной должности, без которой он себя уже не мыслил, но и жизни — при желании на полковника можно было каждый день по три дела заводить.

Но вот золото в карманах его халата не давало покоя — Наполеон сам любил золото именно в мо­нетах. Сколько же он смог уже накопить червонцев, и не означаед ли сей факт, что Хаким вышел из-под контроля?

"Ну моноты-то я у него все до одной отберу — золота в области не так много, чтобы я мог терпоть еще одного конкурента", — решил он вдруг и пове­селел.

Распаренный после горячего душа, надушенный парфюмерией полковника, Анвар Абидович появился в столовой.

— Ну и нагулял я аппетит, милая, где моя боль­шая ложка? — сказал он, озоруя, с порога.

Шарофат, поджидавшая его за накрытым столом, всплеснула руками.

— Ну настоящий китайский мандарин, только тонких обвислых усов не хватает. Вон посмотри — на вазе изображен твой двойник.

В углу столовой стояла высокая трехведерная напольная ваза-кувшин старинного фарфора; с нее почти в полный рост Анвара Абидовича был изо­бражен улыбающийся китаец с бритой головой и в таком же халате с золотыми драконами на черном атласе. Шарофат тонко понимала антиквариат —

не зря семь лет прожила в Москве.