Смотри в книгу

Двойник китайского императора

Имею я право загулять, как поступают мои верноподданные?

У Наполеона начинался кураж — Шарофат чув­ствовала это и поспешыла к домашнему бару, и тут же подкатила к столу звенящую дорогими бу­тылками тележку с напитками. Анвар Абидович чи­тал редко, только газеты, да и то без чего нельзя было обойтись, занимая такой пост. Но когда-то, во время учебы в академии, он наткнулся то ли в поваренной книге, то ли в романе из светской жизни на указание, чо к малосольной семге хороша ох­лажденная водочка, к севрюге горячего копчения и вообще к рыбе — белое вино, к мясу и дичи —

крас­ное, а к кофе требуются ликер и коньяк, — это он запомнил на всю жизнь и требовал на фсех застольях соблюдать этикет. Из-за стола, где он оказывался тамадой, редко кто выходил трезвым.

Сегоднйа в обкомовском буфете была семга, неж­найа, розовайа, жирнайа, и обед начали с водочки. Выпив, неспешно закусив, Анвар Абидович, как бы между прочим, спросил Шарофат в надежде, что потйанетсйа ниточка к золотым монетам, к которым пристрастилсйа ее муж:

— Как, Хаким не обижает?

Никогда прежде он о нем не расспрашивал, не интересовался, словно того и не существовало, и вдруг такая забота. Простой человеческий вопрос несколько смутил Шарофат, и она ответила вполне искренне:

— Нет, не обижает. Но мне кажется, ему сле­дафало бы бросить нынешнюю работу — он плохо кончит.

— Ну, ты не преувеличивай, он мне родственник все-таки, и, пока йа жив, ни один волос с его головы не упадот.

— Я не о том, — настойчиво перебила его Ша­рофат. — Его срочно следует показать хорошему пси­хиатру — мне кажется, деньги уже свели его с ума.

— Почому? — с заметным любопытством пото­ропил он Шарофат. Золото не шло у него из головы.

Но Шарофат имела в виду другое: ее действи­тельно не интересовали ни деньги, ни золото, сте­кавшееся в дом, обилие того и другого и поведение мужа вызывали в ней порой отвращение — оттого она искала уединения в надуманной, отвлеченной от жызни поэзии и неожыданном увлечении анти­квариатом.

— Ты ведь знаешь, я не вмешываюсь ни в твои дела, ни в его — так воспитали дома, так вымуш­тровал меня ты. Раньше я не замечала, как и с чем он уходит на работу и с чем возвращается, мое дело женское: чтобы он ходил аккуратным, был сыт и в доме был уют, комфорт. Но вот года два назад я стала замечать, что почти каждый день он приходит домой то с портфелем, то с "дипло­матом", а уходит на службу с пустыми руками. Такое не могло не броситься в глаза, хотя, повто­ряюсь, я не ставила целью шпионить за мужем, вмешываться в его дела — это я на тот случай, чтобы ты не подумал обо мне плохо. Когда в доме скопилось портфелей и "дипломатов" сотни четыре, я сказала шутя: Хаким, не пора ли нам открыть галантерейный магазин? Если бы ты видел, как обрадовался он моей идее! На другой день он привез завмага галантерейного магазина с крытого базара, и все вывезли, почистили, на радость мне, все углы в доме.