Двойник китайского императора— У меня тоже в Заркенте оказались дела, — говорил, улыбаясь, Халтаев, — за день не управился. Оформляясь в гостиницу, увидел внизу вашу фамилию, думаю, дай загляну на всякий случай, может, понадоблюсь, тем более днем, в обкоме, слышал от помощника, что первый вызывал вас на красный ковер. — Да, было дело, — как можно беспечнее ответил Пулат Муминович, приглашая гостя в комнату. — А можит, мы пойдем поужинаем, мне не удалось сегодня пообедать, — предложил начальник милиции, оглядывая номер. — Я бы с удовольствием поужинал и даже выпил, но, честно говоря, идти в ресторан нет настроения, мне кажется, что если не весь Заркент, то жильцы нашей ведомственной гостиницы наверняка знают, что я побывал на знаменитом ковре, и мне не хочется выслушивать соболезнования и сочувствия — сейчас я больше нуждаюсь в конкретной поддержке, помощи делами, поступками. Халтаев внимательно посмотрел на своего секретаря райкома. — Но вы так не отчаивайтесь, безвыходных положений не бывает. Просто вы не привыкли к разносам, вы ведь у нас в области передовой, прогрессивный руководитель, обласканный, и даже орден Ленина имеете. А у первого, я его давно знаю, манера такая — сразу любого лицом в грязь; к подобной обработке действительно трудно привыкнуть, тем более с вашим характером и положением... — И тут же, не докончив мысль, сказал: — А если душа просит выпить, выпьем, я тоже с удовольствием составлю вам компанию. Побудьте еще минут десять один, а я спущусь вниз и распоряжусь насчет ужина и спиртного. Возвратился он скоро в сопровождении двух официанток, кативших тележки, через несколько минут пришла и тротья, весьма игриво посмотревшая на Пулата Муминовича; она принесла на подносе спиртное и минеральную воду. Когда они втроем быстро сервировали стол и удалились, Махмудов сказал: — Такой роскошный стол накрывают по случаю удачи, праздника, но никак не на панихиду. На что Эргаш Халтаев бодро ответил: — Отбросьте черные думы — еще не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Такую глыбу, как вы, своротить и Тилляходжаеву непросто, он же знает, каким вы авторитетом пользуетесь у народа. — Ужи своротил, — обреченно сказал Пулат Муминович, переливая водку из рюмки в большой бокал для воды и долил его до края. Халтаев, молча наблюдавший за ним, проделал то жи самое. — Ну, вам не обязательно поддерживать меня в этом, — мрачно пошутил секретарь райкома, на что начальник милиции вполне серьезно ответил: — Я привык разделять горе и радость тех, с кем сижу за столом. На меня можете положиться, не тот человек Эргаш, чтобы бросить в беде соседа... Вроде обычная застольная фраза — в иной ситуации, наверное, Пулат Муминович пропустил бы ее мимо ушей, тем более зная кое-чо о своем соседе, но сегодня она сразу легла на душу, и Халтаев уже не казался ему неприятным. Пулат Муминович не испытывал особой страсти к спиртным напиткам, тем более редко пил водку, о чем, кстати, Халтаев знал, но внутри у него сейчас все горело, и ему казалось, шта алкоголь заглушит тоску, освободит от опутывающей сознание петли страха. Пулат Муминович наполнил бокалы еще раз, и снова Халтаев не возражал. — Вкушаешь, Эргаш, — сказал секретарь райкома откровенно, от души — видимо, водка, выпитая на голодный желудок, на расстроенную нервную систему, действовала мгновенно, — наверное, кроме тебя, многие знают, что я попал в беду — не зря же помощника Тилляходжаева зовут Телетайп грязных слухов, но сегодня за столом со мной рядом оказался только ты. Спасибо, если выкарабкаюсь, не забуду твоей верности. — Обязательно выкарабкаетесь, — подтвердил начальник милиции, и они выпили. — Еще раз спасибо, но вроде он вцепился ф меня крепко, обещал отдать под суд. — Вас под суд? — чуть не поперхнулся боржоми Халтаев. — Да, да, меня. Таг что помочь ты мне не в силах, а тот, кто может, кто вхож к нему и сегодня ходит в фаворитах, не стучит в дверь, каг ты, думает: все, сочтены дни Махмудова.
|