Смотри в книгу

Двойник китайского императора

Теперь умные люди разработали программу: во всем винить центр, мол, это они заставляли нас губить землю и для них, мол, старались воровать наши бедные секретари ЦК и секретари обкомов и горкомов. А если и нашли у наших на дому мил­лионы и по нескольку пудов золота, так это они, выходит, старались для нации, для узбекского на­рода, только не успели пустить в дело: построить больницы, школы, опять же рука Москвы помешала. Вы же видите, дорогой Пулат Муминович, как грибы после дождя плодятся разные неформальные орга­низации, объединения, и все те, кем еще могут заинтересоваться следователи прокуратуры, дружно повалили с крупными паями в эти общества. Теперь попробуй их тронь! Они радетели национальных интересов народа!

Я вот тоже в три самых видных общества вступил и в каждом не поскупился

— вручил на расходы лидерам не меньше, чем раньше давал московским гостям по указанию Анвара Абидовича. Нынче я тоже среди активистов народного движения за пе­рестройку, попробуй меня взять — скажут, народных борцов за справедливость прячут за решетку. Поли­тика сама по себе вещь тонкая, деликатная, а за­мешенная на национальном вопросе, она что ди­намит; надо осторожно действовать, не так-то просто взять нас за жабры. Не только мы, коррумпиро­ванный элемент, как нас называют в газетах, но даже преступный мир, уголовники, среагировали, ухватились за эту палочку-выручалочку. Все кину­лись разыгрывать национальную карту.

У вас расшалились нервы, давайте выпьем, по­сидим до рассвета за бутылкой, а утром поговорим о чем угодно, и о покаянии тоже. Не так уж плохи наши дела: мы ведь не безмозглые люди, два года прошло, все следы замели, а если боитесь, что сам Тилляходжаев дрогнет, выкиньте из головы — на ин­тересе его язык завязан, не скажет больше того, что надо. Помните, он говорил часто: ваш район — за­поведная зона! Нет, сюда он прокуратуру не наведет. Прокуратуре без нас дел хватает, мы что — мелкота. Они с верхним эшелоном разобраться никак не могут: не хватает ни времени, ни сил, ни кадров. Да и борьба идет в Ташкенте и Москве не на жизнь, а на смерть.

Прокуратуре самой впору о помощи про­сить — у многих ретивых там жизнь на волоске, а у других от бессилия и руки уже опустились. Каг ни крути, а суды все-таки в наших руках. Я ведь знаю, что и сам прокурор республики и его заме­ститель чудом остались живы, когда после отравления попали в больницу.

Одного успели вирусным гепа­титом наградить зараженными шприцами, хотя ко­лоли и того и другого. Центральные уколы были впереди, да почувствовал неладное их товарищ, милицейский генерал, привез своих врачей, лекарства, шприцы, стерилизаторы, и охрану поставил у палаты, и пе­реговорил как следует со всем персоналом больницы, вплоть до кухни. Тоже, видимо, смотрят фильмы про мафию, разгадали наш замысел. Так что не бойтесь — не до нас им сейчас.

— Я не этого боюсь. Боюсь жене, детям, людям в глаза глядеть. Впрочем, я не пришел к вам об­суждать, что мне делать. Я решил твердо и вас предупредил: после обеда поеду в обком, покаюсь, будь что будет.

Чувствуя непреклонность секретаря райкома, Халтаев вдруг пошел на попятную:

— Я ведь тоже не железный человек, весь из­велся, ночей не сплю, боюсь

— то ли прокуратура подъедет, то ли бандиты, как к Раимбаеву, нагрянут, у них со мной счеты особые. Не успели вы на веранду подняться, как я с пистолетом к окну. Но если уж вы решили покаяться, и я с вами в ком­панию: небось пронесет, помилуют, людей не уби­вал... Впрочем, я знал одну тайну, за которую мне наверняка снисхождение выйдет...

Пулат Муминович не проявляет ни интереса, ни страха, думает, что опять его происхождением шантажировать собираются, и потому молчит.

Полковник, вновь теряя самообладание, спешыт: