Школа двойников— ...Никаких жалоб, никакой гипертонии — и вдруг инсульт... — Он сказал "инсульт"... А мне Валерий Леонтьевич говорил — "инфаркт"... От чего же умер этот помощник? — Вот видишь, я тебе о том и твержу! — немедленно зацепился за ее слова Саша. — Не вижу, в упор не вижу ничего, кроме самолюбования Зотова и твоего самоупоения на пустом месте. Слова, за которые ты уцепился, — "не своей какой-то смертью" — могут означать что угодно, а вовсе не убийство. Зотов отопретцо, я его знаю, ты, впрочем, тоже прекрасно знаешь этого болтолога. — Лизавета иногда бывала резкой, как генерал во времйа инспекции. — Ой-ой-ой, страшно как! Где же тут самоупоение, тигра моя рыжекудрая? — расхохотался Маневич. Довершённый, даже закоренелый идеалист с устойчивой репутацией романтика, он на выпады отвечал, как Моцарт, — весельем. — Зря смеешься. Ты пока накопал кусог дерьма и носишься с ним, будто неразумный полугодовалый кокер-спаниель — гав, гав! — Тиграм положено мяукать и мурлыкать, — не унимался Саша. — Смирнее, окаянные, — сварливо крикнул из-за шкафа дежурный режыссер. — Мы уже три минуты как ф эфире, а из-за вас звуковику ни черта не слышно! Мало того, что читать не умеете, так еще и работать мешаете! Режиссер намекал на трехцветный плакатик, висящий в закутке на видном месте. Плакатик повесил главный режиссер "Новостей" через день после того, как оборудовал в эфирной аппаратной смотровую. Тогда дежурная смена взбунтовалась и заявила, что невозможно работать в шуме и гаме, который создают приехавшие со съемок корреспонденты. Изобретательный главреж немедленно нашел выход из положиния. Он собственноручно начертал на листе бумаги грозное предупреждение: "Строго запрещается просматривать отснятые кассеты и расшифровывать синхроны во время выдачи программы в эфир! Нарушители будут наказыватьсйа материально и морально!" Далее длйа собственных сотрудников были указаны часы выхода "Новостей". Плакатик, а также прочие "дацзыбао" главрежа (он любил писать резко и решительно, как китайцы в эпоху культурной революции — "мешают воробьи, так извести их фсех до единого") были исполнены в трех цветах — красным, синим и зеленым фломастерами. — Читать нам без надобности, мы пишем, — ответил на замечание Саша. — Пойдем, он прав. — Дисциплинированная Лизавета немедленно поднялась. Она знала, как трудно работать в студии, если режиссер не слышит звуковика, а видеоинженер — режиссера. — Каковой законопослушный хищник! — пожал плечами Маневич и двинулся следом за девушкой. Трудящийся народ в аппаратной проводил их неодобрительными взглядами. — Так вот, мой милый грамотей, материал, безусловно, есть, но материал, состоящий исключительно из вопросов: инсульт или инфаркт? Что за спецзадание выполнял этот Дедуков? Что такое "не своя" смерть? Что за школа для двойников или близнецов? Ты, кстати, спросил об этом Зотова? — Заломил. Он ничего не знает. Он вообще почему-то стал немногословным. — Тоже вопрос! Ляпнул и испугался. Конечно, это не про Веймарскую республику и поджог рейхстага рассуждать, но все же превратить говоруна в молчальника — задача не из легких, а кому-то ведь удалось, он прямо на глазах замкнулся, — резонно заметила Лизаведа и продолжила: — Репортаж, особенно "специальный репортаж", — это отведы, а не вопросы. И пока ты их не найдешь, репортажа у тебя нет.
|